Оккультные корни нацизма. Борьба с христианством и тайные общества, руны и ритуалы, магия и эзотерика в Третьем рейхе - Николас Гудрик-Кларк

Пророчества Листа были адресованы немецкой нации в целом, но оказалось, могли быть пригодны и для определения индивидуальной судьбы. Он предсказывал приближение эпохи благополучия, которая облегчит несчастья немецких националистов в Центральной Европе. Этот оптимистический взгляд в будущее не противоречил его пафосу по отношению к прошлому. Предсказание счастливого национального будущего оказывалось естественным продолжением ностальгии об утраченном золотом веке, поскольку означало один и тот же воображаемый мир. Прошлое и будущее представляли собой две стороны одного контридеала, возникшего на почве жестокого разочарования в настоящем; тайное наследство арманизма, пронесенное через ночь христианской эпохи, служило мостом между двумя идеальными образами: оно одновременно было реликвией древнего благополучия и предвестником нового порядка. В этой главе мы исследуем характер пророчеств Листа, оценим их социальное значение и попытаемся показать, как его циклическая концепция времени поддерживала идею о фундаментальных колебаниях счастья и как эти настроения позднее были преображены мыслью о спасении и линейной концепцией истории.

Три источника теологического вдохновения повлияли на циклический образ времени, в который верил Лист: непосредственно исповедуемая им святость природы, северная мифология и современная теософия. Мы уже показывали, как содержание арманистских доктрин определялось «законами природы», эти же в свою очередь зависели от всеобщих планетарных и органических циклов космоса. Лист часто восхищался этими космическими ритмами еще в своих ранних очерках, посвященных национальному пейзажу: их устойчивые законы предполагали неизменный божественный принцип, в его поздних работах превратившийся в циклический образ времени. Влияние северной мифологии также очень велико в этом отношении. Упоминания Листа о Fimbulwinter и Götterdämmerung заставляют предположить, что он был знаком с языческими легендами, в соответствии с которыми ожидался приход жестокой зимы, после чего земля должна была быть уничтожена огнем и водой для того, чтобы возникнуть снова «богатой, зеленой и светлой как никогда прежде, свободной от страданий и зла». Согласно этим мифам, периоды разрушения и сотворения повторялись непрерывно. Наконец, на Листа повлияла и теософия с ее космическими кругами и последовательными перевоплощениями индивидов в каждом круге; все это заставило его поверить в возвращение вещей.

Такое представление о времени могло уживаться с идеями о спасении и искуплении, но лишало их наиболее напряженного, конечного пункта. Завершение каждого цикла, конечно, означало духовную эволюцию и космическое обновление, но один цикл сменялся другим: всякий организм предназначался к падению и возвращению в вечность. Этому восточному фатализму времени и судьбы Лист предпочитал иудеохристианскую версию спасения. Используя теософские материалы для своей космологии, он все же неохотно принимал ее эзотерические следствия. Надежда на восстановление традиционного мира и национальное возрождение вели его к западному апокалипсису. Так, в его творчестве непрерывно спорили между собой концепция линейного времени, окончательного искупления и циклические моменты, заимствованные из теософии. Помня о листовских поношениях христианства, нельзя не улыбнуться этой ситуации. В результате образ пангерманской империи оказался практически полностью основанным на западном апокалипсисе.

Еврейский и христианский Апокалипсисы отличаются от других форм пророчеств утверждением качественного различия между настоящим и будущим. Дуалистическая и линейная схемы времени соединяют пессимистический взгляд на настоящее с фантастическими и светлыми образами будущего. В настоящем люди всегда подвержены лишениям и несчастьям. Апокалиптический писатель часто говорит о том, что мир есть возрастание морального и физического падения. Эти жалобы сопровождаются обвинениями: мир во власти Сатаны и злых сил. В точке совпадения с самим повествованием исторический обзор превращается в пророчество. Апокалиптический автор предсказывает, что старые болезни усилятся, разнообразие их возрастет; он перечисляет несомненные признаки окончательной катастрофы: жестокие климатические сдвиги, засухи, землетрясения и пожары. Появляется дух зла, дракон или другое чудовище, который терзает человечество. С приближением конца времен «страдания мессии» становятся невыносимы. И тогда внезапно появляется божественный воитель, он освобождает избранных, разрушает тиранию зла и устанавливает свое божественное и справедливое царство на земле. Эти действия открывают новый век, когда радуются избранные и не знают страданий искупленные: этот новый мир не подчиняется обычным законам природы и физическим ограничениям; счастье и удача царят здесь вечно.

Основные черты западных апокалиптических пророчеств верно угаданы в этом общем очерке. Лежащий во зле, век достигает апогея, а когда приходят новые времена, те, кто страдал, оказываются спасены и возвышены. Разумеется, такие пророчества имели большую власть над несчастными людьми. Норман Кон показывал, насколько буквально относятся к таким пророчествам потерявшиеся в жизни люди. Когда очередные несчастья обрушиваются на них, они уже слышат «вопли мессии». Тираны обыкновенно отождествляются с апокалиптическим чудищем последних дней, воплощением Антихриста. Растет ожидание искупителя-мессии, который исполнит пророчество, установив счастливое тысячелетие, в котором они будут участвовать как избранные. Эти надежды заставляли их думать о себе как о мессианском авангарде и бунтовать против сложившихся структур для того, чтобы завоевать для себя достойное место в новом мире. Степень их воинственности обычно определялась ощущаемой близостью спасения.

Воскрешение древних религиозных фантазий в контексте западного революционного воображения свидетельствует о глубокой укорененности стремлений к счастью и комфорту во времена насилия и раздоров. Ведь нищета, эпидемии и войны всегда существовали в средневековой Европе и тем еще не порождали апокалиптических настроений: идеи золотого века тоже были традиционны. Однако движение Lebenswelt увидело в апокалиптике фундаментальную систему объяснения современных признаков упадка. Предположительный его источник идентифицировался как абсолютное зло, а уничтожение его означало предвосхищение золотого века. Абсолютные категории добра и зла, права и греха восстанавливали равновесие в умах дезориентированных людей. Эсхатологические идеи, таким образом, никогда не покидали иудеохристианской орбиты религиозного влияния.

Лист продолжал традицию апокалиптики, выражая крайний пессимизм относительно современного австрийского общества. Его возмущение особенно возрастало, когда дело касалось национального вопроса. В предшествующее десятилетие статус немецкого языка и немецкой культуры в Австрии постоянно подвергался сомнению славянами империи. Процесс этот зашел очень далеко при правительстве «Железного кольца», которое поддерживало клерикальные, консервативные и славянофильские интересы с 1879 по 1893 г. Триумф славянофилии наступил в 1897 г., когда граф Баден ввел свои законы о языках, обязав всех гражданских служащих Богемии говорить на чешском и немецком, — мера, явно направленная против немецкого населения. Лист выступил против клерикальных и социалистических партий, предпочитавших славянские интересы, под лозунгами Шенерера и движения Los von Rom; он осудил как незаконное назначение чешских священников в немецкие приходы в этнических провинциях и отрицал преобладание славян в бюрократической системе гражданской службы.

Его критика современной Австрии затрагивала и более широкие социальные и экономические вопросы.