Здравствуй, 1984-й - Дмитрий Валерьевич Иванов

Нельзя тушить водой электричество, — ору ему и выскакиваю обратно в коридор.

Щиток с автоматами рядом, и я выключаю сразу все, не желая разбираться, какой отвечает за кабинет труда. Далее по заранее обдуманной схеме — на пожарную лестницу, хватаю огнетушитель, хвала богам, у Николай Николаевича тут всё в порядке. Бегу с тяжелым цилиндром в кабинет и вижу, что трудовик всё-таки залил водой место возгорания, но ничего не коротнуло из-за моих действий, но и огонь уже охватил часть декоративной отделки деревом стен и потолка. Включаю струю и опустошаю флакон, заливая пожар. За этим меня и застаёт директор, слоном ворвавшийся на место катастрофы.

После пары минут выговора Сусане, высказанных, в основном, с применением нецензурной лексики, а кое-где и сплошняком, без вкраплений, на чистом русском матерном, директор обратил взор на меня.

— Штыба, ты как тут?

— Нормально, стою, с Алёнкой разговариваю, вижу дым, забегаю, а тут замыкание, пришлось свет выключить.

— А водой зачем залил? — спросил директор.

— Это я тушил, — гордо сказал Сусана. — А чем его? Дерево уже загорелось.

Николай Николаевич горестно вздохнул и показал мне глазами на трудовика, мол, смотри с каким идиотом работать приходится.

— И это, Штыба, — он доверительно вполголоса говорит мне. — Сегодня отец Фарановой приходил, ты бы там с ней поаккуратнее, я за тебя поручился, мол, парень с головой.

— Да вы что, Николай Николаевич. Мы просто общаемся, да и уезжаю я.

— Ну ты понял! Иди я этого деятеля ещё потерзаю, — вытолкал меня в коридор он.

— Ну, что там? — с жаром спросила упомянутая Аленка.

— Ерунда, пожар потушил! Э-э! Куда полез включать? — заорал я на паренька полезшего в щиток, не иначе по чьему-то поручению.

— Слушай, Толик, а ты и вправду верующий? Или так сказал? — неожиданно спросила Аленка.

Хм, ну у неё и вопросы. Зачем ей?

— Правда, мама меня и крестила, — вспоминаю прошлое Толика. — И крестик дома есть.

— Я тоже! У меня и крестик есть! Я его не всегда ношу, но тебе скажу, — несколько сумбурно, запнувшись, призналась она. — Хочешь покажу?

— Покажи, — соглашаюсь с ней, думая на фига мне эта откровенность.

Аленка потянула меня на пожарную лестницу, ведущую на второй этаж, она обычно там закрыта и свидетелей не приходится сверху ждать, а с первого этажа подпёр спиной сам. Аленка расстегивает блузку, пару пуговок, и вытаскивает старинный серебряный крестик, приличного размера.

— Вот, от бабушки достался, она меня тоже крестила.

Я с интересом заглядываю в расстёгнутую блузку, и обнаруживаю там грудь в бюстгальтере может уже и не нулевого, но и не первого размера.

— Толик! Ты куда смотришь? — возмущается Аленка, но блузку не застёгивает и крестик не прячет. — У меня очень маленькая грудь.

Я хотел было сказать, что вырастет, а потом вспомнил, что нет, не вырастет и в восемнадцать, да и позже, ещё и ранняя смерть у неё! Жить ей осталось лет пять, так как её похоронили перед моим приходом из армии. Ничего, решил я для себя, попробую её спасти, хотя и трудно это будет, она почти сразу после школы выскочит замуж и родит девочку, а муж, думаю, не сильно рад будет советам чужого мужика.

Мы попрощались, и я пошёл домой, хотя Аленка намекала на «проводить».

Дома решил подойти серьёзно ко вчерашним мыслям, по-взрослому. Мозги наконец встали на место и Штыба уехал в глубь, а на первое место стало выходить моё взрослое сознание. Взял тетрадку и ручку и стал вспоминать все, что помню из будущего.

Землетрясение:

Спитак — декабрь восемьдесят восьмого.

Нефтегорск — двадцать восьмое мая девяносто пятого года, дату помню точно у первой жены там мама жила, хоть и не погибла, но пострадала.

Япония — вроде, две тысячи одиннадцатого года, ездил отдыхать с семьёй в июне на черное море, а само землетрясение было весной, плюс там цунами было ещё.

Гаити — не помню, но было сильное и до японского, в Индийском океане также было, смотрел фильм про него, дату не помню.

Другие катастрофы:

Чернобыль — весна восемьдесят шестого.

Саяно-Шушенская ГЭС — в районе две тысячи десятого.

Поезд взорвался из-за загазованности в результате прорыва газопровода в районе Башкирии — вроде до девяностого года. Там есть ориентир — за год ровно до этого взрыва был подрыв взрывчатки под Арзамасом, тоже на жд. Судя по тому, что я был в армии, дело было восемьдесят восьмой и восемьдесят девятый года.

Орлеан топило сильно в штатах — дату не помню.

Всё. Ничего больше не выдавил из себя. И что? Напишу я японцам или американцам, мол, спасайтесь. Мне поверят? Пустая информация в основном, землетрясения не предотвратить. Дальше занялся политикой. Игры доброй воли в восемьдесят шестом, ГКЧП в девяносто первом, распад СССР и так по мелочи. Потом спортивные соревнования. Футбол помню отлично, бокс, борьба и прочие единоборства фрагментно. Но всё записываю, уверен был, что помню многое, а оказалось нет.

«Может все мои знания в башку к Толику не влезли»? — приходит ко мне бредовая мысль. Потом стал записывать бизнес-идеи и, дойдя до две тысячи десятого бросил это дело. Там всё ясно — купить по десять центов, продать по двадцать тысяч в конце семнадцатого, или ещё дороже, но позже. Никакой бизнес такого дохода не даст. Год, когда действовало незабвенное «МММ», я помнил примерно, вроде, девяносто четвертый, а когда продавать знал — к середине июля. Я в своё время в феврале купил чуток этих акций, а потом в мае продал и корил себя, что рано это сделал. Акции-то дорожали, но брать боялся заново, понимая, что эту лавочку вот-вот прикроют. Заодно написал ещё несколько компаний, без даты ну и другие разводы на деньги, вроде как почтовые переводы по списку восьмерым, те ещё восьмерым и так далее. Было такое одно время повсеместно. Закончил я персоналиями, тупо записывая на всех, кого вспомнил из политиков и бизнесменов информацию, что мог вспомнить. Кстати, скоро Рейган станет президентом, а в следующем году к власти придёт «меченый» Горбачев. Удовлетворённо откидываюсь назад. Не потерять тетрадку бы. Прячу её под коврик, судя по количеству пыли под ним вполне надёжное место, тем более убираюсь в своей комнате я сам.

Утром в новом костюме иду в школу, настроение приподнятое, с собой ничего нет, даже сменки, уже не грязно у нас, а дневники мы ещё вчера сдали нашему классному руководителю. По-советски украшенный спортзал намекал на торжественность, а меня так