Конец света наступит в четверг - Дидье ван Ковелер

– Блондинка напротив.

– Но один я ничего не смогу сделать! Если я полный ноль в антиматерии, как, по-вашему, я буду объяснять это другим? А Бренда – врач и разбирается в науке! Если она поговорит с учеными, ее воспримут всерьез. Вы скажете мне, я – ей, а она повторит вашим коллегам. Ей-то они поверят. Вдобавок она красивая.

Минуту он молчит, внимательно разглядывая свои новые пальцы и пробуя сгибать их.

– Обсудим это завтра, – решает он, почесывая нос.

Я раздумываю, не рассказать ли ему о картине Бренды, о Городе Победивших Деревьев, который она рисовала именно тогда, когда я находился там во сне. Почему-то мне кажется, что не нужно рассказывать абсолютно всё и лучше умолчать об этом сверхъестественном совпадении. Тогда я торопливо перескакиваю мыслями на другое, чтобы оградить от профессора свою личную жизнь.

Он продолжает, поглощенный своим открытием:

– Просто удивительно, как после смерти восстанавливается двигательный автоматизм. Едва у тебя появляется палец, сразу возникает рефлекторное желание поковырять в носу. Даже если в нем нет ноздрей. С философской точки зрения это очень интересно – впрочем, при твоем уровне знаний не стоит забивать голову философией.

Я возражаю, что с философской точки зрения хоть сейчас найду дрель и просверлю дырки, чтобы он мог ковырять в носу. Медведь разражается смехом. Впервые. Похоже, его это поражает больше, чем меня, и он резко умолкает.

– А сейчас, Томас, хорошо бы лечь спать. Завтра у тебя тяжелый день.

Он перелезает через раковину и направляется в мою комнату, покачиваясь и растопырив руки для равновесия, и я сразу вспоминаю моего воздушного змея. Внезапно он оборачивается.

– Пока я живу у тебя, не одолжишь мне свои башмаки?

– Не хочу вас обидеть, но у меня тридцать девятый размер.

– Дурачок, детские башмачки. Судя по твоим мыслям, они сохранились.

Я пытаюсь отогнать от себя образ коробки с соской-пустышкой, прядью моих волос и первыми башмачками, которую мать прячет у себя в комнате. В этой коробке похоронено мое младенчество. Время, когда она мной гордилась, – до тех пор, пока я не заговорил и не растолстел. Мне жутко не нравится, что профессор роется в моей голове, как в бельевом шкафу. Это ужасно, когда твой мозг совершенно прозрачен. Надо научиться скрывать свои мысли или думать о чем-то другом. Поставим-ка опыт…

– Нет, спасибо, Томас, сейчас тебе лучше лечь спать.

Получилось! Я представил себе, как медведь диктует мне физические формулы, а я записываю их в тетрадь. Если я могу обманывать его в мыслях, я спасен.

– Тебе еще придется тренироваться, парень, – ухмыляется он. – Не забывай, что я прогрессирую гораздо быстрее, чем ты при общении со мной. Ты достанешь мне свои детские ботинки завтра утром. И сделаешь мне маленькую липосакцию.

– Маленькую… что?

– Вынешь у меня из живота немного набивки: неприятно видеть брюхо, когда смотришь на ноги.

– Может, вам еще и пипиську пришить?

Он озадаченно смотрит на меня.

– Там видно будет, – уклончиво бурчит он.

И отворачивается. Не знаю, стыдливость это или ностальгия?

Раздается взрыв – один, другой. Я выглядываю на улицу, чтобы увидеть салют. Это на стадионе начался праздник в честь старта чемпионата по менболу. Бренда Логан тоже стоит у окна. На ней боевой раскрас и красное платье, как будто она собралась на танцы. Улыбаясь мне, она рисует в воздухе знак вопроса: мол, как прошло возвращение домой? Я неопределенно развожу руками. Она поднимает сжатый кулак, и от этого дружеского жеста радость вспыхивает во мне ярче фейерверка.

– Быстро в кровать! – командует медведь. – И за работу. В твоем теле есть белок, который называется убиквитин. Он способен растворять жир, если ты зримо представишь себе, что жир – твой враг. В организме всё связано: ты способен послать любую информацию через нейромедиаторы и даже перепрограммировать функции, активируя цепочки аминокислот.

– И как это сделать?

– Если не хочешь попасть в лагерь лечебного голодания, повторяй за мной со всей убежденностью, на какую только способен: «Убиквитин, я посылаю тебе сигнал тревоги, чтобы ты срочно начал уничтожать патогенные клетки, скрытые в моих жировых запасах». Повторяй и представляй себе эту картину.

Он три раза произносит свою волшебную формулу. Без всякой надежды я послушно повторяю ее, и мой голос звучит вполне убедительно.

– Ну вот, – радуется медведь. – Теперь ты будешь спать, а твое тело начнет действовать. Я знаю, сейчас ты думаешь, что все эти заклинания – чепуха. Неважно: сигнал передан твоим белкáм с помощью вибрации голоса и визуализации. Даже если ты сам в это не веришь, процесс запущен. Ну, хороших снов.

На часах всего четверть восьмого, но я не спорю. Всё равно меня лишили ужина, и если я сейчас лягу спать, то хотя бы сокращу себе наказание. Я выключаю лампу и закрываю глаза, стараясь ни о чем не думать, чтобы Бренда осталась моей тайной.

Министерство энергоресурсов, 19:20

В своих апартаментах, посреди груды спортивных трофеев – кубков и серебряных рулеток, – Борис Вигор готовится к вечернему матчу. Свернувшись на ковре в шар, он представляет себе, как перескакивает из ячейки в ячейку, пока не попадет на выигрышный номер.

– Разрешите отвлечь вас на минуту, господин министр?

Борис молниеносно распрямляется и вскакивает на ноги. Перед ним стоит Лили Ноктис в облегающем вечернем платье из парацетамила – текстильной разновидности аспирина. Когда ее тело покрывают поцелуями, ткань постепенно растворяется, как шипучая таблетка. Она так любит эти платья с фокусом, что надевает их, даже если не идет на свидание. Единственное неудобство – они боятся дождя.

– Как вы вошли? – удивляется министр.

– Охранники не препятствуют мне, Борис. Я помешала?

– Совсем нет.

– Тем лучше.

Министр краснеет. С тех пор как погибла его дочь, он не прикасался к женщинам. Малышке Айрис было девять с половиной, когда она разбилась насмерть, упав с дерева. Борис велел вырубить весь лес вокруг дома, а ведь он так любил деревья! Без них он страдает гораздо больше, чем без женщин.

– Как поживает ваша супруга? – спрашивает Лили, опускаясь на пухлый, как кучевое облако, диван.

– Без перемен, – отвечает Борис.

Он избегает этой темы. После трагедии госпожа Вигор погрузилась в медикаментозный сон, чтобы сократить ожидание смерти и поскорее воссоединиться с дочерью.

– Я поставила сто тысяч лудоров на вашу победу в вечернем матче, – объявляет красавица, раскинув руки по спинке дивана.

– Очень мило с вашей стороны, – отзывается министр, сложившись на ковре в хитрый узел.