Новая Инквизиция I - Михаил Злобин

— Ой, да все хорошо у нас, дядь Максим, вот две операции уже сделали, прогноз благоприятный. Нашла клинику в Швейцарии, прямо по нашему профилю, даже переписывалась с врачом, скидывала перевод истории болезни. Он все посмотрел, сказал, что если приедем в ближайшее время, то шансы на ремиссию очень высокие…

Невзирая на общий позитивный тон и преувеличено бодрую улыбку, Изюм прекрасно чувствовал, что внутри собеседницы зияет черное и тягостное отчаяние. Он был инфестатом, и умел читать людские эмоции почти так же легко, как крупные буквы печатного текста на транспаранте.

— Во сколько это все обойдется, Юль? — спросил гость, не купившись на маску фальшивой жизнерадостности.

— Да что вы пристали, дядь Максим, — попыталась отмахнуться хозяйка. — У меня все уже распланировано, не волнуйтесь! Я подала заявку в благотворительный фонд, они должны к концу месяца ее рассмотреть и включить нас в очередь на квоту. Поэтому как с проволочками покончим, так сразу и поедем со Стасиком…

— Юля, ты сама мне только что сказала, действовать нужно быстро, — строго отчитал собеседницу Виноградов. — Сколько?

— Дядь Максим…

— Сколько?! — с нажимом повторил инквизитор.

— Четыре миллиона…

Стоило только Юлии озвучить сумму, так она сразу же сгорбилась, будто из нее выпустили весь воздух.

— Да не так уж и много, — облегченно выдохнул Изюм, — можно хоть сейчас ее…

— Франков, — упавшим голосом добавила женщина. — Швейцарских…

— Хм, черт…

Вот тут уже старому спецназовцу нечего было сказать. Таких денег он в руках отродясь не держал, даже когда выполнял для Бестужина самые жирные заказы.

— А папаша Стаса? — поинтересовался Виноградов. — От него что-нибудь слышно?

— Да что там слышно будет, — грустно покачала головой Юля. — От него даже алименты последний раз года два назад приходили.

— Вот же мразота…

— Я могла бы продать дом вместе с землей, но это будет даже не десятая часть от нужной суммы, — обреченно вздохнула женщина, переводя тему со своего бывшего мужа. — Однако я верю, что мы придумаем что-нибудь, обязательно придумаем… все будет хорошо.

— Дом не продавай, это бы сильно расстроило батю твоего, он ведь тут вырос, — пробасил отставной спецназовец. — А пока возьми это и езжай со Стасом в клинику, пройдите хотя бы первичный осмотр, ну или что там нужно. А к тому времени, когда вас будут оформлять на операцию, я соберу сколько надо.

Изюм твердой рукой выложил на стол пухлый конверт, который получил от бизнесмена за свою работу, но Юлия даже не подумала брать его в руки.

–Дядь Максим, нет! — тут же запротестовала она. — Я не возьму, уберите!

— Возьмешь, куда ты денешься, — безапелляционно заявил инквизитор.

— Нет, даже не подумаю! — упрямо нахмурилась хозяйка дома. — Вы всегда нам с мамой так помогали, после того как папы не стало. И сейчас продолжаете помогать. Мне совесть не позволяет у вас деньги принимать!

— Деньги — просто бумага, Юля, — философски заметил мужчина. — Их нужно использовать, а не копить, как одержимый. В гробу карманов нет, а мне столько много не требуется.

— Дядь Максим, я все сказала! — категорично отрезала собеседница. — У нас ситуация под контролем, благотворительный фонд нашу заявку рассмотрит, и мы поедем на новую операцию! Заберите это…

— Не морочь мне голову, Юлия Сергеевна! — слегка прикрикнул на нее Виноградов. — Я твоему отцу так задолжал, что жизни не хватит, чтоб расплатиться, ясно тебе?! Знаешь, сколько раз он меня из-под пуль выносил?

— Знаю, трижды, — сухо кивнула женщина, складывая руки на груди, всем своим видом показывая, что не собирается сдаваться.

— Вот именно! А я тебе рассказывал, как он меня контуженного на ремнях под минометным огнем семь километров тащил?

— Да, дядь Максим, раз пятьдесят уже…

— Ну, значит, и в пятьдесят первый послушаешь!

Изюм не удержался и стукнул пудовым кулаком по столу, отчего пустые чашки подпрыгнули и завалились на бок.

— Твой батя, Юльчик, настоящий герой. Для товарищей он ничего не жалел, понимаешь? Сам босой останется, но берцы свои отдаст. Будет с голоду пухнуть, но последнюю консерву по чести со всеми разделит. И подыхающий от усталости все равно поможет цинк с БК тащить! Вот и я стараюсь жить так, чтобы хоть немного на него походить. И уж тем более я не позволю себе бездельничать, когда его внук нуждается в помощи. Поэтому бери этот драный конверт молча и не заставляй меня его насильно тебе всучивать!

— Максим Егорович, ну хватит! Как я могу у вас такие подарки принимать?! Вам уже пора бы и собственную жизнь обустраивать! — попыталась прибегнуть к последнему весомому, по ее мнению, аргументу хозяйка. — Семью завести, детишек своих понянчить.

— Поздно мне семью, Юльчик, — без намека на веселье ответил Изюм. — Старый я уже.

— И ничуть не старый! — с жаром возразила собеседница. — Выглядите потрясно! Статный, мужественный, высокий. На вас вон, даже девки молодые засматриваются! Только свистните, целая орава сбежится!

— Гнилую развалюху не скроешь за новым фасадом, Юльчик, — печально вздохнул инквизитор. — Но ты мне зубы не заговаривай, бери деньги, и чтоб к вечеру у тебя уже купленные билеты были на руках. Ты же меня знаешь, я не оступлюсь. А будешь вредничать, то сам забронирую, и вас с сыном силком в аэропорт потащу. Так что Христом богом молю, не доводи до крайностей.

В голосе мужчины зазвучало нечто настолько властное и непререкаемое, что Юлия не смогла больше противиться. Она сдалась и молча протянула ладонь, накрывая ей конверт. Но не взяла деньги сразу, а принялась медленно пододвигать нежданный подарок по столешнице к себе, словно давала время гостю передумать и забрать его обратно. Но Изюм сидел неподвижно, и только лишь гипнотизировал молодую женщину взглядом своих нечеловечески глубоких и темных глаз. Глаз, в которые всегда было страшно смотреть, потому что сквозь них на тебя взирали война, смерть и кровопролитие. Приходило осознание, что они гораздо ближе, чем кажутся, и в любой момент могут ворваться к тебе, поломав и уничтожив знакомый и размеренный жизненный уклад.

Одинокая слезинка скатилась по щеке хозяйки дома, но больше она ничем не выдала захлестывающих ее чувств. Сидящего напротив нее человека женщина искренне любила, почти так же сильно, как могла бы любить родного дядю. Он, можно сказать, заменял ей отца все эти годы, но Юлия почему-то при нем всегда стеснялась об этом говорить. Такая уж она была странная и зажатая…

— Спасибо, дядь Максим, — дрожащим голоском поблагодарила она. — Я обязательно все вам верну! Каждую копеечку…

Не сдержавшись, собеседница разрыдалась, пытаясь закрыться руками и спрятать свои слезы. А суровый двухметровый верзила с лицом безжалостного убийцы, пододвинулся вместе со стулом ближе и приобнял ее. Обнял нежно и бережно, как невозможно ожидать от человека такой грозной наружности.