Самая настоящая любовь - Алексей Слаповский

ТАТЬЯНА. Уймись, орясина! Это все ж таки дом! Жилище! А ты стены курочишь!

Анатолий, довольный собою, садится и продолжает выпивать.

БЕЛОВ (пытается вытащить топор, получается не сразу). Здоровый ты мужик, Анатолий. Крепкий.

АНАТОЛИЙ. Вот и езжай куда-нибудь, пока я тебя не пришиб.

ТАТЬЯНА. Уймись, говорю!

БЕЛОВ. Чем я тебя так рассердил?

АНАТОЛИЙ. Ничем. Раздражаешь. Напоминаешь мне о моей глупости. Зачем ты вообще приехал сюда?

БЕЛОВ. Просто… Пожить – как люди живут.

ТАТЬЯНА. Это вы зря. Из Москвы-то да сюда-то? Да я бы никогда бы! В Москве чисто, просторно, красиво, я была, мне понравилося. А тут чего? Ничего! Старики и старухи помирают, мужики пьют, бабы все в говне – со скотиной возятся, детей мало, никто рожать не хочет. А, да чего говорить! (Выпивает.)

АНАТОЛИЙ. Не ври на родину! У нас тут воздух! Экология! А мужики не больше пьют, чем везде! Вон Ермошин – так совсем не пьет.

ТАТЬЯНА. Сказал. У Ермошина инфаркт, куда ему пить?

АНАТОЛИЙ. А у Кучерёва два инфаркта – и хлещет! Но суть не в том. (Белову.) Как люди, говоришь? Не получится у тебя.

БЕЛОВ. Это почему?

АНАТОЛИЙ. А потому. Потому что человеком родиться надо!

БЕЛОВ. Ты, значит, человек, а я нет?

АНАТОЛИЙ. Ты частично. Потому что я живу, как душа велит, а ты придумываешь. Я вот выпиваю – душа велит. А ты – выпей! (Наливает стакан.)

БЕЛОВ (подходит к столу). Ну что же. И могу. (Выпивает, морщится.)

АНАТОЛИЙ (тоже выпивает, крякает). Вот тебе и разница. Я выпил, как человек, потому что захотел. А ты – потому что придумал. Не уживешься ты здесь, уезжай, не стесняй нас. А то начальству скажу, что ты у меня скрываешься, оно про тебя живо в Москву доложит. Подпольщик тоже нашелся!

БЕЛОВ. А где же традиционное русское гостеприимство?

ТАТЬЯНА. Да не слушайте вы его! Он как раз гостеприимный! К нему кто ни приди, хоть ночью, хоть когда, особенно если с бутылкой, всегда пустит! Это он так, важности на себя напускает!

АНАТОЛИЙ. А ты за меня не говори! (Белову.) Дрова прогорели, не видишь?

БЕЛОВ (открывает заслонку, всовывает в печь дрова, ворошит кочергой; задумчиво). Обидно, Анатолий. Ты ведь мою жизнь изменил. Когда ты от денег отказался, меня всего перетряхнуло. Вот, думаю, есть же люди, для них принцип дороже денег. Я фактически из-за тебя стал другим человеком.

АНАТОЛИЙ. Ну, и дурак. И я дурак.

БЕЛОВ. Вот именно.

ТАТЬЯНА. Что правда, то правда, принципов у него дополна. У него чуть что – сразу принцип. Он ведь и не работает сейчас не потому, что не хочет, а – из принципа не работает!

АНАТОЛИЙ. Ты умолкнешь когда-нибудь, дурында?

ТАТЬЯНА. А чего ты мне рот затыкаешь? Даже неудобно перед человеком. Я тебе жена все-таки, а дочери твоей мать!

АНАТОЛИЙ (встает). Так. Ну, тогда не обижайся, жена моей дочери и меня мать!

ТАТЬЯНА. Ой, господи! (Испуганно вскакивает, бежит к двери.)

АНАТОЛИЙ (успевает схватить топор и встать перед нею; замахивается). Говори: я сукина дочь и твоя живая смерть!

ТАТЬЯНА. Не скажу!

БЕЛОВ (встает между ними). Анатолий, остынь!

АНАТОЛИЙ. Уйди! Зарублю!

БЕЛОВ. Руби.

Татьяна, воспользовавшись моментом, устремляется к двери, выбегает.

АНАТОЛИЙ. Не уйдешь, зараза! (Выбегает вслед за ней.)

Просыпается и выходит, потягиваясь, из-за занавески хозяйская дочь, Маша, весьма некрасивая девушка.

МАША. Надо же так орать… Сколько время?

БЕЛОВ (озирается). Не знаю. Часов нет.

МАША. Но чего вообще? День, утро, вечер?

БЕЛОВ. Вечер. Хочешь чего-нибудь?

МАША. Сдохнуть. А ты зря тут высиживаешь, все равно найдут. Отец за бутылку проболтается. Уезжай сам – и меня с собой возьми. Удочерить не хочешь? Или любовницей меня сделай. Я молодая, горячая, хоть у кого в Шабашовке спроси. Машка супер-старт. Она же супер-финиш.

БЕЛОВ. Зачем тебе это? То есть в Москву?

МАША. А тут чего ловить? Жопа полная. Ни одного нормального парня. Так я не поняла, берешь в любовницы? (Обнимает его, заглядывает в глаза.)

БЕЛОВ. Я бы с радостью…

МАША. Ясно. (Отталкивает его, наливает самогона в стакан, выпивает.) Страшная я, так и скажи.

БЕЛОВ. Маша, ты очень…

Она с усмешкой смотрит на него.

(После паузы.) Разве дело не в этом? Я тоже с детства – урод.

МАША. У тебя миллионы.

БЕЛОВ. Теперь нет.

МАША. Поэтому ты тут со мной.

БЕЛОВ. Дело не во внешности. И не в миллионах. Покой душе нужен, равновесие. Вот что главное. Я знаю много красивых, но очень несчастных женщин. Больных и душой, и телом. А ты здоровая теперь. Радуйся.

МАША. Уж лучше три дня красавицей пожить, чем триста лет уродкой. Ты представляешь вообще, что это такое: идешь по улице или едешь на супермашине – и на тебя все смотрят, и тебя все хотят! Тебе не понять, ты мужчина. А я это во сне вижу каждый день. Я иду (изображает) – и все смотрят. И хотят. И каждый в голове меня умоляет: отдайся, отдайся, отдайся! Думаешь, я тут всем даю, потому что очень хочется? Не давала бы, никто меня бы и не заметил бы вообще. А тут – пусть ругаются, пусть обзывают – а хотят, все равно хотят. А была бы красавицей – никому бы не дала. Всем бы обещала, всех заманивала бы – и хрен вот вам! Никому! Вот на столько (показывает краешек пальца) не дам, хоть ты миллионы предлагай! Нарочно – чтобы мучились!

БЕЛОВ. А любовницей хочешь стать.

МАША. Так это по любви.

БЕЛОВ. Но ты же меня не любишь.

МАША. Полюбила бы. Если захотеть, получится, я умею. Я парней своих, между прочим, всех люблю. Даже смешно бывает: кажется, что не люблю, а начинаешь с ним это самое и понимаешь: люблю, как ни странно. Я без любви поэтому никому еще не давала. Чтобы ты лишнего не думал.

БЕЛОВ. Маша, а что за операция у тебя была?

МАША. От дурости лечили. Ну, как – я в журнале увидела у одной губы красивые. Пластическая операция. Силикон. Я у Вовки, он техник, головастый, я спросила: «Силикон, это что?» Он говорит: «Ну, наверно, типа глицерина». Я тогда взяла глицерин, шприц с большой иголкой у нашего ветеринара и начала в губы закачивать.

БЕЛОВ. Без наркоза?

МАША. Ты сказал! А кто бы мне закачивал, если бы я под наркозом была? Нет, грамм триста выпила, конечно… А потом – воспаление, нагноение, заражение крови началось. Ну, и чуть не сдохла. Хотели губу верхнюю вообще отрезать, я не дала. Но, между прочим, после операции губки лучше стали, правда? Пухлее, да? Как у этой… ну… господи, актриса эта…