Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945 - Гюнтер Бломертц

– Я больше не могу! – выкрикнул он. – Если он опять полетит на нас, я его собью.

Хинтершаллерс выхватил пистолет и снял его с предохранителя.

Американец снова появился в нескольких ярдах над нами. Летел он медленно, словно собирался садиться. Когда самолет кружил вокруг нас, мы четко видели голову и плечи пилота. Хинтершаллерс поднял пистолет, прицелился и выстрелил несколько раз. Видимо, американец заметил это, потому что произошло нечто странное: летчик поднял руку к шлему.

– Он салютует! – крикнул я. – Он салютует! Вот это парень! Ты произвел на него впечатление своим пистолетом.

Вражеский самолет пролетел мимо нас еще раз. Его винт почти задевал землю. Пилот все еще держал руку у шлема, и мы, наконец, поняли, что он не салютовал, а стучал пальцем по лбу.

Мы с Хинтершаллерсом в изумлении переглянулись.

– Это более чем честный поступок, – заметил я.

– Он прав, – согласился Хинтершаллерс. – Мы действительно идиоты. Как можно подумать, что из пистолета можно сбить «Тандерболт»?

Американец свернул и бросился в атаку на тяжелый грузовик, двигавшийся в сотне ярдов позади нас.

Мы бросились в машину и помчались дальше с одной мыслью в голове: может быть, Бог будет милостив и к другим!

Наконец мы добрались до предместий Парижа и увидели, что поток отступающих войск заблокировал все дороги. Старые, наскоро подремонтированные останки автомобилей, двухэтажные городские омнибусы, слабо вооруженные резервисты с трофейными чешскими винтовками и в обмундировании, которое им совсем не подходило, – это было жалкое зрелище. Наш вермахт, который благодаря своему боевому духу и мощи покорил эту страну, теперь отступал, апатично шаркая сапогами. А может, это был последний всплеск энергии, вызванный близостью врага?

– Остановись на минуту, Хинтершаллерс!

Я решил обсудить планы Ульриха со старшим товарищем на одной из тихих веток трамвайных путей, шедших к Версалю.

– Мы едем в комендатуру, где нас ждет девушка. Ее зовут Даниэль, и она хочет поехать в Германию.

– Без меня! – решительно ответил Хинтершаллерс. – Это все ляжет на мои плечи: похищение гражданки Франции и последствия. Невозможно.

– Она невеста Ульриха, и он хочет жениться на ней в Германии. Я дал слово.

– Может, и так. Ситуация очаровательная и очень романтичная, но, насколько я помню, я слова не давал.

– Хорошо, поехали. Мы заедем туда в любом случае.

Даниэль сидела на чемодане перед комендатурой. Когда мы остановились, она узнала меня и вскочила на ноги. Опять это дерзкое личико из Перпеньяна. Но сейчас Даниэль изменилась. На ее бледном лице была торжественная серьезность человека, собирающегося принести себя в жертву. Перед нами стояла взрослая женщина. Ульриху можно было только позавидовать.

– О, благодарю вас! – воскликнула Даниэль и вспыхнула, но я не смог понять, от смущения или ощущения близости спасения.

– Ульрих просил передать, что он любит вас, – выдавил я из себя фразу, чтобы как-то сгладить неловкость момента.

– Это все, что он сказал?

– Нет.

Даниэль ждала, переводя взгляд с меня на Хинтершаллерса и обратно. Волнение на лице бедняжки проявлялось все сильнее. Она прекрасно знала, что мы не могли взять ее с собой. Девушка наморщила лоб. Брови ее дрогнули. Мне было жаль Даниэль – она выглядела такой отчаявшейся. Наконец девушка начала рыдать.

– Пожалуйста, я хочу к Ульриху.

– Возьми ее с собой, – стал я умолять Хинтершаллерса. Знай я, что он смилостивится, если я встану перед ним на колени, непременно сделал бы это.

– Нет, – коротко ответил Хинтершаллерс со всей жесткостью, на какую был способен.

Даниэль взяла свои вещи и торопливо пошла прочь. Мой товарищ стал переминаться с ноги на ногу: еще один довод, и он сдался бы.

– Она едет в Париж, – с сожалением произнес я, – и наверняка прыгнет в Сену, когда доберется туда.

Хинтершаллерс испугался, судорожно глотнул и вытаращил на меня глаза.

– Она правда сделает это?

– Конечно. Такие девушки способны на все.

Мы бросились вслед за Даниэль, причем Хинтершаллерс меня опередил. Несколько секунд спустя девушка сидела с нами в машине. Она все еще плакала, на этот раз от счастья.

В неразберихе на дороге местное население приветствовало могучий поток пленных англичан и американцев, возвращавшихся в грузовиках из освобожденных районов. Огромное население Парижа больше не работало. Это было накануне великой радости для города, канун освобождения: Франция, покоренная Франция наконец вставала с колен.

Нам пришлось ехать медленно, выбирая параллельные улицы, так как активисты движения Сопротивления повсюду разбросали металлические пятиконечные колючки. Но несмотря на все предосторожности, одна из них все-таки проткнула нашу покрышку. Парижане высовывались из окон в восторге от нашей неприятности, утоляя свою жажду мести оскорбительными комментариями по поводу того, как мы меняли колесо.

Французы окружили нашу машину, точнее, тесно обступили нас, словно собираясь в любой момент напасть. Их оскорбительные замечания сопровождались враждебными взглядами и угрожающими жестами.

Только благодаря Даниэль мы избежали больших неприятностей. Но если бы горожане узнали, что она француженка, они могли убить ее прямо у нас на глазах. Девушка закрыла лицо руками, очевидно считая, что ей выпала роль предательницы своего народа. В тот момент я понял, как сильно изменилась Даниэль. Она решила поехать за человеком, которого едва знала, поехать за ним в чужую страну, корчившуюся в агонии перед поражением.

Я почти завидовал Ульриху из-за этой девушки.

На всякий случай я достал револьвер, хотя в кармане каждого из этих хмурых французов мог оказаться такой же. Когда мы прыгнули в машину, среди тесной толпы наступило ледяное молчание. Кто-то едва слышно отдал приказ, и люди расступились перед нами. «Расчистили линию огня, – подумал я. – Когда мы тронемся, они начнут стрелять». Я поднял револьвер и направил его на ближайшего горожанина. К счастью, этого предупреждения оказалось достаточно.

Мы быстро поехали дальше, включив габаритные огни, по направлению к Ле-Бурже.

Большая группа грузовых самолетов с красными крестами приземлилась там для погрузки раненых.

– Когда вы доберетесь до Дюссельдорфа? – спросил я, передав Даниэль и Хинтершаллерсу таблетки первитина и проглотив одну сам, чтобы отогнать сон.

Хинтершаллерс положил таблетку себе на ладонь.

– Гм, нам хватит суток. Свидание состоится завтра днем у меня дома. Ты один раз был там.

– А как ты переедешь границу?

– Эти вещи сотворят чудо, – ответил мой товарищ, достав огромную жестяную банку сардин в масле, бутылку бренди и пачку сигарет.