Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - Леонид Терушкин

Перелом наступает

Когда 18 сентября прибыл А.А. Печерский, немцы уже проигрывали войну. Составы, шедшие через Беларусь и Восточную Европу, были забиты ранеными немецкими солдатами, направлявшимися на лечение в Германию, и это был подъём боевого духа русских солдат. Они видели раненых, они знали, что должны пережить войну. Для немцев больше не было безопасных мест. Если они искали передышки дома, они обнаруживали, что немецкие города подвергались ежедневным бомбёжкам, там царило разрушение и страх. Как мы понимаем, наступал переломный момент. Это была надежда на выживание для узников лагеря, и они задавались вопросом: как скоро наступит свобода. Будет ли это вовремя? Выживут ли они?

В свою очередь, немецкие охранники знали о массовых смертях и голоде немецких солдат в России. Ostfront (Восточный фронт) из победного места превратился в поле поражения, бойню и голод. Они не хотели там быть, так что продолжали выполнять свои обязанности в лагере, как и украинцы, все — в надежде выжить.

Быть охранником в Собиборе было относительно безопасно и уж точно менее опасно, чем на бойне Восточного фронта.

Собибор был отрезан от непосредственного окружения географически, но не изолирован от остального мира. Толпы людей поездами прибывали со всей Европы, многие из них из Польши и Белорусь. Они привозили новости о побежденных немцах под Сталинградом и победе Красной Армии; о тяжелом положении евреев Польши, Франции, Голландии и Белоруссии; о страданиях и массовых убийствах евреев. Многие знали о восстании в Варшавском гетто и последующей бойне, поскольку большинство из защитников гетто, которых не расстреляли на месте, отправили в Треблинку и Собибор, чтобы убить в газовых камерах «Операции Рейнхард». Все эти события и новости о положении на войне распространялись тайно среди заключённых трудового лагеря. Заключённые надеялись, что дотянут до конца войны и снова будут свободны. Но многие сомневались.

В дополнение к новостям, которые привозили новые прибывающие, слухи иногда передавались украинскими охранниками, которые боялись суровых наказаний, если немцев разгромят, и поэтому хотели обсудить или поторговаться за свое неясное будущее. Одним из способов стали обман немцев и помощь евреям. Другая причина, по которой они хотели помогать еврейским узникам, заключалась в том, что те из них, которые сортировали пожитки новых узников, иногда могли украсть алкоголь и так необходимую пищу. Они также находили деньги, которые использовали, чтобы подкупить охрану. Некоторые украинцы начинали разговаривать с заключёнными и больше не били их так сильно, как от них ожидали. Некоторые даже становились дружелюбны. В свою очередь, заключенные узнавали о дерзких евреях, которые спрыгивали и убегали с поездов, и другие истории о тех, кто сопротивлялся. Айнцштайн упоминает, что из двух тысяч евреев из Ясиновки, отправленных в Треблинку 25 января 1943 г., около трехсот сбежали, спрыгнув с поезда. Хотя их предало местное население, 58 человек выжили. Власти были обеспокоены, что сбежали почти все молодые мужчины[120]. То, что они сбежали, было необычно, поэтому немцы заставляли людей раздеваться, прежде, чем они садились в поезда.

Рабочие и узники знали, что немцы напуганы. Но случайные и иррациональные убийства продолжались. Большинство немцев были в лагере, потому что не хотели воевать на Восточном фронте, они предпочитали наблюдать и помогать убивать евреев. Они больше не чувствовали себя в безопасности. Показателен пример Рейнхарда Гейдриха, который был так уверен, что с ним ничего плохого произойти не может, что регулярно ездил в машине с открытым верхом и погиб в результате покушения в Праге в июне 1942 г. В то время такая дерзость была необычным и неожиданным событием. Но времена менялись. Многие немцы знали, что совершают преступление, но лишь некоторые задумывались о возмездии. Секретность, окружавшая лагеря, была их союзником, но некоторые боялись, что наказание настигнет их. Эйфория испарилась и страх, что наступит день расплаты, вместе с чувством вины начали серьезно беспокоить их.

Многие эсэсовцы ранее были религиозны или сохраняли остатки веры, или у них были религиозные семьи и жены, которые воспротивились бы бесчеловечности. Они не могли открыто говорить о том, чем занимались. В книге «В ту тьму» Гитта Серени рассматривает психологию и историю Франца Штангля, бывшего коменданта Треблинки, а позднее — Собибора. В числе многих прочих она взяла интервью у жены Штангля, которая сказала, что случайно узнала о том, что происходило в лагере. Она была расстроена, когда узнала, что ее муж присоединился к нацистам в 1938 г.: «То, во что я верила, была католическая церковь, это была церковь моей страны, я воспитывалась в ее традициях. Но по большей части, я просто верила в Бога. И подумать… О, это был ужасный удар, просто ужасный удар. Мой мужчина — нацист. Это стало нашим первым серьезным конфликтом, больше, чем ссора. Это было глубже»[121]. Несколько недель она не могла находиться рядом с ним и жизнь стала очень сложной.

Когда ей сообщили, что ее муж в Собиборе, она сначала обрадовалась, что он не на фронте. Казалось, он в безопасности. Когда она приехала навестить его в Собиборе, она не узнала, что там происходило. Ее разместили в близлежащем Хелме, где ночью ее разбудил шум: хозяин дома насиловал двух еврейских девушек. Она вздохнула с облегчением, когда смогла переехать с детьми в рыбацкую хижину. Однажды человек по имени Людвиг пришел с друзьями купить рыбу, и она вспоминает: «Людвиг подошел ко мне — я тоже была в саду с детьми — и начал рассказывать мне о своей жене и детях; он все говорил и говорил. Мне порядком надоело, особенно учитывая то, что от него разило алкоголем и его рассказ становился все более и более слезливым. Но я подумала, вот он стоит здесь такой одинокий, я должна хотя бы выслушать его». Он сказал ей: «Это было ужасно». Она попросила его объяснить, что же было ужасно, и первое, что он сказал, это то, что они делали это ради фюрера. Он также сказал: «Вы можете представить, что случится, если когда-нибудь евреи захватят нас?».

Узнав от него о массовых убийствах, она была поражена. Плача, она отправилась пешком в Собибор, чтобы предъявить претензии мужу и обвинить в том, чего она на могла стерпеть[122]. Он возразил, что его работа была всего лишь административной. Она в конце концов это приняла. Таких историй о женах, которые продолжали поддерживать мужей, потому что считали, что нет выбора, было много.

Безопасность и стабильность больше не существовали для немцев. В 1943 г. произошло куда более шокирующее для оккупантов событие, когда Вильгельм Кубе, старший офицер восточного рейхскомиссариата в ранге генерал-комиссара Белоруссии, был убит бомбой с часовым механизмом в своей постели (22 сентября 1943 г.). Казалось, что и дома никто не мог чувствовать себя в безопасности. Такие события дали понять немецким военным, что насилие против них никогда не прекратится и война станет только более ужасающей, потому что теперь она была повсюду. Месть за убийство Кубе была яростной и беспорядочной: тысячи людей, в большинстве своем не евреи, были убиты. Позже таким образом до Собибора дошла информация о ликвидации Белжеца, что и стало главной причиной восстания. Как рассказывают, в конце июня 1943 г. узникам велели оставаться в бараках, когда прибыл новый состав. Они слышали выстрелы и крики, и затем выяснили, что состав пришел из Белжеца, который в то время ликвидировался. В свое время они доверились немцам, что рабочим обещают работу и их перевезут в другой трудовой лагерь. Кроме того, в одной из записок отмечалось: «Если это ложь, вы должны знать, что смерть ждет и вас тоже. Не доверяйте немцам, отомстите за нас»[123].