Наука и проклятия - Анна Орлова

— П-простите? — пролепетал бедняга, оказавшийся меж двух огней.

— Идите, Томас! Маргарита пошутила, — проскрежетала свекровь и так на меня взглянула, будто плеснула кипятком.

Сдаваться я не собиралась.

— Не пошутила! — отчеканила я. — Или вы принесете мне молоко, или завтра получите расчет.

Стиснув поднос, лакей умоляюще воззрился на хозяина дома.

— Милорд?!

Барон побарабанил пальцами по столу и кивнул каким-то своим (похоже, не слишком радостным) мыслям. Был он угрюм и на маменьку взирал безо всякого пиетета.

— Разве вы не слышали, что ваша хозяйка попросила молока?

Акцент на слова «ваша хозяйка» ударил свекровь под дых. Она некрасиво раскрыла рот, глотая воздух ртом.

Я получила-таки свое молоко. И злейшего врага в довесок…

По возвращении к себе я долго и с наслаждением принимала ванну, а когда забралась в постель и легла, обнаружила под подушкой что-то твердое. Это еще что?!

Согнав с кровати кошек, я с бьющимся сердцем резко сдернула подушку… и уставилась на лежащий под ней топор. Новехонький, блестящий, с крепким топорищем и острой даже на вид кромкой. Обычный колун, такой можно купить на любой ярмарке.

Никаких следов заклятий, странных знаков или крови на нем не было. Кошки тоже беспокойства не проявляли, а ведь общеизвестно, что они чуют магию. Взяв его на всякий случай с помощью полотенца, я отнесла топор в ванную и оставила там.

Это расценивать как предупреждение?..

Разбудил меня высокий голосок горничной:

— Миледи, доброе утро!

Я с трудом разлепила глаза. Захотелось взвыть и накрыть голову подушкой. Что за изверги живут в этом замке? Чего им не спится в такую несусветную рань? За окном ведь едва рассвело! Ладно сами вскочили, а других-то зачем будить?! Даже Ирэн, оголтелый жаворонок, такого себе не позволяла.

— Бетти, что случилось? Пожар? Мор?

— Н-нет, миледи, — растерялась она, застыв со стопкой свежих полотенец в руках. — Не приведи боги, миледи!

— Тогда зачем ты будишь меня в шесть утра?! — шепотом, чтобы не потревожить дрыхнущих кошек, гаркнула я. Марка тихо сопела, устроившись на моих ногах, нелюдимая Лиса предпочла кресло.

— Так хозяйка приказала, — пролепетала горничная, тараща круглые глазищи. — В деревню, на утренний молебен.

Я уронила голову. Опять дорогой «маменьке» неймется.

— Теперь я тут хозяйка. Хочешь дальше быть моей личной горничной — слушайся меня, а не мою свекровь. Все понятно?

Она побелела, как молоко, и прижала полотенца к груди.

— Да, миледи!

— Тогда растолкаешь меня за полчаса до завтрака.

С этими словами я накрыла голову подушкой, а потому донесшийся из ванной вскрик и грохот (уронила-таки топор!) услышала еле-еле. Спа-а-ать!..

Во второй раз получилось лучше. Разбудил меня божественный запах кофе. Зевнув, я сладко потянулась и лишь потом открыла глаза.

Горничная как раз поставила на прикроватный столик поднос и наклонилась, чтобы поднять что-то с пола.

— Миледи, вы обронили. — Она положила рядом со мной сложенный листок бумаги.

Хм? Не припоминаю.

Прихлебывая кофе, я машинально взяла бумажку, развернула… и чуть не подавилась.

Короткая надпись, составленная из вырезанных из журнала букв:

«Вчера было предупреждение. Хочешь жить — уезжай».

— Миледи? — встревожилась горничная, видя, что я застыла с чашкой в руке. — Все в порядке?

— Все замечательно! — заявила я с чувством, глотком допивая неприятно горчащий кофе.

В памяти всплыл леденящий ужас, когда неведомая сила утаскивала меня на глубину, и меня разобрала злость. Предупреждение, значит? Не по нраву я местным жителям? Что же, я от них тоже не в восторге.

На завтрак я отправилась в крайне задумчивом настроении.

Рассеянно поприветствовав семью и выслушав нестройные ответные «доброе утро» — свекровь ограничилась кивком, — я села рядом с Доналом. Он скользнул по мне взглядом и вернулся к беседе с бароном. Свекровь с дочерями сидели напротив, Фицуильям, как всегда, во главе стола.

Похоже, муж спал дурно, если вообще ложился. Вид у него был всклокоченный и хмурый, на щеке красовалась свежая царапина, а под глазами залегли темные круги. Интересно, это его камердинер совсем ворон не ловит или барон изволил ночевать вне дома и в заботливые руки слуг не попал? Если так, то где носило моего благоверного? Неужели спускал пар (и излишек гормонов) в каком-нибудь борделе? Даже думать об этом противно.

Я со злостью воткнула нож в бифштекс и замерла, так меня поразила внезапная мысль. Я его ревную? Что за собственнические замашки? С чего я вообще взяла, что барон загулял? Мог ведь, скажем, над бухгалтерскими книгами до рассвета корпеть.

— Маргарита, дорогая, с вами все в порядке? — участливо осведомился заботливый муж. — Вы так побледнели.

— Не переживайте, дорогой, — через силу улыбнулась я. — Вспомнила о неприятном.

Хелен фыркнула и что-то шепнула сестре. Судя по тому, как залились краской щечки Джорджины, это была какая-то гадость.

От барона это не укрылось.

— Хелен… — начал он грозно, зло сверкнув глазами.

— Что? — Она с вызовом вскинула голову.

Барон начал закипать.

— Ты что-то хотела сказать? Тогда поделись с остальными.

Повторить колкость вслух у нее кишка оказалась тонка. Видимо, сказанула в сердцах нечто такое, чего даже любящий братец бы не спустил.

— Мы секретничали! — выпалила она, кусая губы.

Барон перевел взгляд на младшую сестру.

— Джорджина, что Хелен тебе сказала?

— Фицуильям, — попыталась вмешаться свекровь, но была остановлена поднятой ладонью сына.

— Мама, помолчи, пожалуйста. Джорджина, я жду.

Девушка опустила глаза.

— Я… Я не буду это повторять. Это… грязно!

Под скрестившимися на ней взглядами Хелен покраснела.

— Хелен, я полагал, ты усвоила урок, — проговорил барон нарочито спокойно, только желваки на скулах выдавали его бешенство.

Она отчего-то стушевалась и кивнула, пряча взгляд.

— Усвоила.

Звучало загадочно, однако уточнять я побоялась — не стоит вызывать огонь на себя.

Правильно, потому что Фицуильям внезапно закричал:

— Так какого же темного бога ты говоришь за спиной то, что стесняешься повторить вслух?!

Я вздрогнула, испытывая детское желание спрятаться под стол. Ничего себе барона разобрало! Не ожидала, что его так заденет сказанная в мой адрес гадость.