Метро 2033: Высшая сила - Сергей Антонов

Корнилов улыбнулся.

– Можно, друже Кипяток. Конечно, можно. Только с оглядкой. Зазеваешься и… Ам-ням-ням! Любовь любовью, а война – войной.

– А Сид, между прочим, и не отрицает необходимость войны, – пустился в рассуждения Леха. – Последней войны, о которой сказано в «Откровении». Войны между изгоями и теми, кто считает себя высшей расой. В ней победят изгои, и тогда на Земле наступят мир и благоденствие.

– Гм… По-вашему, Катаклизм не был последней войной?! – возмутился Томский. – Нужны еще жертвы, еще смерти?

– Смерть – только иллюзия. Она освобождает нас от груза, который мы называем жизнью. Делает свободными…

Эти слова Кипяток произнес глухо, с надрывом. Так, словно говорил не он, а кто-то другой, куда более умный, властный и беспощадный, чем сам Леха.

– Интересная позиция, – вступил в разговор Громов. – Где-то я уже слыхал что-то похожее.

– Не мог ты ничего слышать! – отрезал Кипяток. – Эта идея принадлежит Сиду и только ему!

– Ну, Кипяток, остынь, – попросил Томский со всей отпущенной ему природой мягкостью. – Все идеи стоят одна другой. Не думаю, что твой Сид изобрел что-то новенькое. Все, поверь моему опыту, где-то и когда-то уже было.

Леха, готовый продолжить дискуссию, а возможно, и подраться за свою правоту, притих и надулся. Он встал, отошел от костра и принялся осматривать лодку, на которой группа собиралась проделать очередной отрезок пути.

Солнце, всплывшее над горизонтом, заставило блестеть Москву-реку и окрасило руины домов в живописные цвета. Томский натянул противогаз, Корнилов последовал его примеру. Возможно, страх перед радиацией, проникающей через поврежденный озоновый слой, был просто одной из фобий коренных обитателей Метро, однако имелась и еще одна причина. Осторожность.

– Ну, вы, блин, даете! – расхохотался Леха. – Ни одной лишней секундочки без намордников. – Моя община уже почитай как три года…

– То-то у тебя одно ухо больше другого, – перебил Кипятка Корнилов. – И на лбу какое-то вздутие!

– Рог растет! – подхватил Вездеход. – А может, и хобот…

– Хобот не так уж страшно, – хихикнул Толик. – Вот если второй член, да на лбу! Тут уж… Вместо противогаза презерватив придется натягивать, гражданин Леха!

Ошарашенный Кипяток принялся ощупывать лоб и уши, чем вызвал дружный хохот коллектива.

– Ладно, пока член на лбу не вырос, надо двигать дальше, – объявил Томский. – Понимаю, что путешествовать днем против правил, но, как любит говорить наш друг и учитель Данила Громов, неизвестно, кто эти правила установил.

– Там с лодкой что-то, весельчаки, – буркнул Кипяток. – Трещина…

Все бросились к лодке и убедились в том, что столкновение с гигантской змеей не прошло для нее бесследно: вдоль всего правого борта тянулась пробоина. О том, чтобы как-то отремонтировать плавсредство подручными средствами, не могло быть и речи.

– Трещина высоко, – задумчиво протянул Юрий. – Если аккуратно погрузиться и плыть без фанатизма, может, и… А мы так и поплывем, вдоль стеночки. Как думаешь, Толян?

– Попробуем. Все снаряжение – на себя. Если придется эвакуироваться, ничего утонуть не должно.

– Легко сказать. – Корнилов набросил на плечи лямки огнемета. – Эта хреновина такая тяжеленная, будто я из нее по змее и не палил.

Погрузка прошла, как и просил Юрий, аккуратно. Кипяток и Громов выдернули из креплений весла; Томский, оттолкнув лодку от берега, запрыгнул в нее последним.

– Ближе к набережной. Как можно ближе.

Уже с первых минут плавания стало ясно, что даже без фанатизма им далеко не уплыть. Вес людей и снаряжения был слишком большим, лодка то и дела накренялась и пропускала воду через трещину в поврежденном борту.

Томский с тревогой смотрел на мокрые, поросшие зеленым мхом и явно скользкие камни набережной. Ступить на них означало только одно – свалиться в реку. Между тем на дне лодки скапливалась вода, а попытки Вездехода вычерпывать ее кружкой только усугубили и без того патовую ситуацию. При малейшем движении суденышко начинало раскачиваться. Вода лилась уже не только через трещину, но и через край борта.

Но и это было еще не все. Вода забурлила, словно кто-то опустил в Москву-реку большой кипятильник, и из нее выпрыгнула и вцепилась зубами в борт рыба, состоявшая, казалось, из одной пасти. Корнилов сбил ее ударом приклада, но на ее месте тут же появилась новая зубастая тварь. Еще одна перепрыгнула через борт и задергалась на дне лодки.

– Пираньи! – Томский раздавил рыбину каблуком сапога. – Надо выбираться отсюда!

Карлик оставил кружку в покое, достал из рюкзака бухту веревки и повесил себе на шею, из чехла на поясе достал нож.

– Пойду я. Толик, давай второй нож, а вы – ближе к берегу. Как только можно ближе.

Кипяток и Громов налегли на весла, лодка ткнулась носом в камни набережной. Вездеход пробрался на нос, прыгнул на берег, распластался на скользких камнях и… Тут же съехал в воду по пояс.

Однако сдаваться Носов не собирался. Ему удалось вогнать лезвие ножа в щель между камнями. Карлик подтянулся и воткнул второй нож чуть выше первого. Когда он полностью выбрался на берег, все увидели пиранью, вцепившуюся Вездеходу в ногу. Первой среагировала Шестера. Она выпрыгнула из лодки, и маленькие, но не менее острые, чем у рыбы, зубы впились пиранье в спину. Ласка мотнула головой и отшвырнула рыбину в воду.

Носов продолжил взбираться по наклонной поверхности набережной, поочередно втыкая ножи в щели между камнями. Люди в лодке сбивали атакующих пираний прикладами автоматов и веслами. Время, однако, было на исходе – лодка наполнилась водой больше чем наполовину, когда Носов наконец-то выбрался на гребень набережной. Мокрый и облепленный мхом с головы до ног, он обмотал веревку вокруг согнутого в дугу фонаря и швырнул второй ее конец вниз.

Кипяток попытался выбраться из лодки первым, но Толик его оттолкнул.

– Юрка, давай! Так. Теперь Данила! Кипяток, теперь уж не тормози!

Томский вцепился в веревку, когда остальные уже были наверху. Наполненная водой и бьющимися в ней пираньями лодка пошла ко дну.

Толик добрался до фонаря.

Прямо через дорогу, забитую ржавыми остовами автомобилей, он увидел высокую стену из красного кирпича.

– Никому не смотреть вверх! Не вздумайте пялиться на звезды!

Выщербленная, в темных пятнах, местами покрытая ползучими растениями и давно утратившая свое парадное великолепие, кремлевская стена все еще выглядела величественно. Фактически она не пострадала ни во время Катаклизма, ни за прошедшие после него двадцать лет и по-прежнему выполняла свою функцию – отгораживала Кремль от остального мира.