Горби. Крах советской империи - Строуб Тэлботт

* * *

Дальнейшая стратегия Горбачева, направленная на сохранение целостности Советского Союза, зависела от референдума, назначенного на 17 марта. Горбачев ждал, что народ одобрит его предложение сохранить Советский Союз «как обновленную федерацию равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности».

Эстония, Латвия, Литва, Молдавия, Армения и Грузия объявили о своем намерении бойкотировать референдум, поскольку, для того чтобы идти собственным путем, им не нужно разрешение Москвы. Эти шесть республик составляли лишь десять процентов от общего населения Советского Союза, однако имели могущественную поддержку в лице Ельцина.

Сам российский руководитель воздерживался от публичных высказываний о том, что он будет голосовать против резолюции Горбачева, однако его сторонники в левом лагере громогласно заявляли: «Нет» в бюллетенях отрезвит Кремль».

Когда в середине марта – накануне референдума – Бейкер приехал в Москву на встречу с Горбачевым, он был преисполнен решимости показать, что американо-советское сотрудничество способно поднять акции Горбачева в мире и привлечь крупную внешнюю помощь для экономики его страны. Советский руководитель утверждал, что «неизменно предан делу перестройки».

Бейкер был настроен скептически. Он сослался на новую, контролирующую, роль КГБ в области частного предпринимательства: увольнение советников Горбачева, выступавших за свободный рынок; возросшее влияние советских военных и заявление нового премьер-министра, сторонника жесткой линии, Валентина Павлова о тайном сговоре иностранных банков саботировать советскую экономику. Все это, сказал он, оказывает «замораживающий эффект» на американо-советские отношения и заставляет задаться вопросом: куда же Горбачев ведет свою страну?

Поначалу Горбачев, казалось, был раздражен и раздосадован тем, что ему перечили. Затем вдруг резко изменил свою манеру поведения. Совершенно успокоившись, он взглянул на Бейкера и улыбнулся. Да, он осознает, что правительство США, вероятно, недовольно тем, какие шаги и с какой скоростью он предпринимает в интересах «сохранения равновесия». Он не пытался прямо ответить на конкретные вопросы Бейкера, однако сказал, что «конечное направление» не подлежит сомнению. Он не допустит «отклонений от генерального курса» советской политики: «возврата назад» не будет.

Бейкер попытался выжать из него что-нибудь насчет движения за отделение республик. Его интересовало, собирается ли Горбачев использовать результаты референдума, назначенного на 17 марта, для «налаживания позитивных связей с республиками» – в первую очередь с теми шестью, что бойкотировали референдум.

– Поможет ли ваша победа на референдуме проведению положительных сдвигов в отношениях с республиками и началу делового сотрудничества с ними на гораздо более свободных условиях? – спросил он.

Горбачев ушел от ответа, начав разглагольствовать о последнем проекте нового Союзного договора. Он надеялся, что договор поддержат многие республики; это будет «началом» решения национальной проблемы, «а также помощью экономике».

Вспомнив о том, что он все-таки бывший министр финансов, Бейкер сказал, что оздоровление экономики зависит от политических отношений между республиками, которые должны быть добровольными и стабильными. Старая система была слишком закостенелой, новая ситуация – слишком неопределенной.

Он объяснил, что многие потенциальные западные инвесторы не внедряются на советский рынок из страха перед хаосом и гражданской войной.

– Если вы хотите привлечь инвестиции, хотите, чтобы люди рискнули капиталом, надо, чтобы они знали, где находится центр принятия экономических решений. До тех пор, пока этот вопрос не будет полностью решен, иностранные правительства и бизнесмены будут оставаться в стороне.

Проблема экономической реформы «отягощена психологическим, историческим и идеологическим грузом».

– Она также осложнена сугубо местническими интересами, – перебил его Горбачев, имея в виду советский военно-промышленный комплекс.

Поскольку у него за спиной маячило это чудовище, он или не хотел, или не мог предпринять более радикальные меры по реформе экономической и политической систем.

* * *

Действуя в соответствии со своими намерениями – наладить связи с другими лидерами, помимо Горбачева, – Бейкер, будучи в Москве, постарался встретиться с представителями как можно большего числа политических направлений. В Спасо-хаус он устроил ужин в честь мэров Москвы и Ленинграда Попова и Собчака; Станислава Шаталина, автора отвергнутой экономической программы «500 дней»; Звияда Гамсахурдиа, лидера Грузии, исповедовавшего крайне антироссийские взгляды; премьер-министров Киргизии и Армении; президента Казахстана Нурсултана Назарбаева.

Здесь также присутствовали два русских интеллектуала, представлявших левое крыло фракции Горбачева, – Александр Яковлев, когда-то ближайший соратник Горбачева, ныне отошедший в сторону, и Федор Бурлацкий, прогорбачевский редактор «Литературной газеты». Их присутствие должно было олицетворять собой питаемую американцами надежду на то, что между российским демократическим движением, республиками и центром по-прежнему существуют точки соприкосновения. За кофе Шаталин выразил глубокий пессимизм в отношении будущего, а также свое презрение к Горбачеву. Попов высказался более умеренно:

– С Горбачевым все же можно иметь дело.

Тот факт, что эта компетентная оценка, данная советскому руководителю, – отдаленное эхо того, что говорила о нем в 1984 году Маргарет Тэтчер, – исходила от одного из сограждан Горбачева, свидетельствовал о том, как далеко вперед продвинулись Советы в своем политическом развитии.

Единственным пылким защитником Горбачева в тот вечер был Назарбаев, который утверждал, что «в душе» советский президент остается реформатором: просто, будучи маховым колесом между правыми и левыми, центробежными и центростремительными силами, он должен как-то выживать.

Бейкер с ним согласился. В конце вечера он сказал своим помощникам, что, с его точки зрения, из всех гостей Назарбаев самая разумная и яркая личность.

Ельцин заранее предупредил Бейкера, что хотел бы отдельно встретиться с ним в Москве. Ему надо было заставить администрацию Буша признать свой статус – наиболее значительного республиканского лидера и главного поборника советской демократии – теперь, когда Горбачев переметнулся к правым. Он пригласил Бейкера в штаб-квартиру Российской республики – белый мраморный небоскреб на берегу Москвы-реки, который москвичи называют Белым домом.

Не желая обидеть Горбачева, Бейкер известил Ельцина, что предпочитает встретиться с ним за ужином в Спасо-хаус, полагая, что, возможно, тот приедет раньше или задержится после ужина для частной беседы. Как сказал Росс:

– Он может явиться на коктейль или кофе при условии, что отсидит весь ужин.

Ельцин отказался. Он бойкотировал ужин, послав вместо себя Владимира Лукина, своего близкого соратника и председателя комитета Верховного Совета по международным делам. Лукин отвел Росса в сторонку и сказал, что нежелание Бейкера нанести визит российскому президенту усилит и без того явственное впечатление, что администрация Буша отдает предпочтение Горбачеву.