Отшельник Книга 3 - Сергей Николаевич Шкенев

расценят как оскорбление и сделают соответствующие выводы. А от выводов до действия совсем рукой подать, тем более варварская Русь сейчас в самой силе и жалкие ромейские войска просто не смогут оказать сопротивление в случае войны. Против турок пока держатся, это да… но за счёт чего? Да за счёт всё той же Московии, милостиво дарующей османам право воевать в строго определённое время. Успеют турки хоть что-нибудь сделать в отведённый срок — честь им и хвала, не успеют — сами виноваты, азиаты криворукие.

Что такое сборы императора? Это дело долгое и кропотливое, если следовать всем писаным и неписаным традициям. А как же им не следовать, если традиции, это почти всё, что осталось от могущественного когда-то государства. Кстати, согласно им нужно преподнести на свадьбу приличествующий событию и положению дарителя подарок. Миллиона два-три солидов, желательно отчеканенных при первых константинопольских императорах. Вот только где их взять, чтобы вообще не пойти по миру с протянутой рукой? Так-то можно в казне наскрести, слава богу не совсем нищие, но видит тот же господ всемогущий, это будут последние золотые монеты. Есть ещё серебро, но его дарить невместно. Ну и вес этого серебра такой, что придётся снаряжать целый флот для его перевозки.

— И что теперь делать? — Константин внимательно посмотрел на патриарха Афанасия, требуя совета. — Есть какие мысли, отче?

— Есть, как же не быть мыслям, — патриарх погладил густую бороду. — Господь создал человека по своему образу и подобию, стало быть, даровал ему способность мыслить.

— А покороче?

— Подари Иоанну щит князя Олега Вещего, что когда-то был прибит к городским воротам. Для северных варваров — ценнейшая вещь, за которую они продадут душу дьяволу.

— Предлагаешь мне выступить в роли лукавого искусителя? — нахмурился Константин. — Не укоротить ли тебе язык, отче? Что-то ты заговариваться начал.

Патриарх не отвёл взгляда, и император с тревогой понял, что тот его не боится. Ну да, бояться ли какого-то там Палеолога человеку, в чьих жилах течёт кровь одновременно Комнинов, Вардов, и проклятых Ангелов? Справедливо опасаться за свою жизнь может, но никак не бояться.

— Можно ещё подарить меч Юстиниана или Константина Великого. Последний даже лучше, более символично получится, — Афанасий сделал вид, будто не заметил угроз императора, и продолжил тему выбора подарков. — А его невесте отдай венец императрицы Феодоры.

— Все эти мечи и венцы нужно в Париже искать, если не в Риме, — сварливо возразил Константин. — Двести пятьдесят лет назад ещё проклятые латиняне всё разграбили.

— Вот же забота! Подберём что-нибудь из старых мечей, а буде франки признаются в краже реликвий, объявим те реликвии подделками. Не в железе суть, а в вере людей в их историю и происхождение. Католики каждый год столько кусочков животворящего креста господня продают, что того дерева хватило бы на строительство целого флота. Чем мы хуже? Нет-нет, продавать не станем, но подарить же можем?

— Можем, — согласился император, и надолго задумался.

В принципе, патриарх прав в том, что в любой вещи главное человеческая вера в неё. И замена настоящих реликвий на аналогичные предметы из того же времени видится прекрасным выходом из сложившейся крайне неприятной ситуации, когда одновременно хочется прослыть щедрым дарителем, и не остаться нищим. Так что быть по сему!

— Подбери что-нибудь подходящее, Афанасий. И не забудь мне показать, а то подсунете сущее непотребство.

— Как можно? — оскорбился патриарх. — В первый раз, что ли?

Следующей хорошей традицией был состоявшийся на следующий день в Святой Софии молебен о ниспослании императору лёгкой1 дороги, попутного ветра и спокойного моря, а так же об избавлении от татарских пиратов. Последнее появилось недавно, то татары в самозабвенной дикости грабежей не делали различия между ромейскими и турецкими кораблями, и поневоле приходилось искать защиту у господа. А к кому ещё обращаться, если собственный флот ничем помочь не может, и вообще представляет из себя жалкое зрелище.

Богослужение, проводимое лично патриархом Афанасием, длилось больше четырёх часов, и после него Константин Палеолог почувствовал себя умиротворённым и уверенным в благоприятное будущее империи. Господь не оставит. Господь не попустит.

Очевидно, у господа было другое мнение на этот счёт. Или он чётко разделал будущее империи и будущее императора, не связывая их благополучие воедино — стоило благостному Константину появиться на ступенях Святой Софии, как ему в грудь прилетели три тяжёлых стрелы с острыми бронебойными наконечниками. Парадный доспех и кольчуга, скрытые под пышными одеждами, оказались бессильны. Они прекрасно защитили бы от удара кинжалом, а любого мечника не подпустила бы охрана. Хоть те же самые лучники, во множестве сидящие на крышах для обеспечения безопасности. Безопасности, да… именно кто-то из этих лучников и решил поохотиться на красную дичь.

Императора отбросило на спину, и патриарх Афанасий сначала с недоумением, а потом с ужасом смотрел на торчащие из груди стрелы, воткнувшиеся почти по самое оперение. С такими ранами не живут, и появись сейчас ангел небесный, и тот оказался бы бессилен.

— Схватить злодеев! Живыми брать! — скомандовал патриарх, указывая посохом на ближайшие крыши.

— Бей злодеев! — радостно подхватила толпа, воодушевлённая редким зрелищем убийства императора. — Хватай их!

Разумеется, стрелков уже и след простыл, но константинопольскую чернь это не остановила и не смутило. Сбежали? Значит, нужно найти, схватить и покарать. Они же наверняка спрятались в самых богатых домах, ибо мощные лук оружие очень дорогое, и не каждый горожанин может его себе позволить. Только богатеи. Они во всём виноваты!

И началась потеха, случающаяся в ромейской столице с удручающей регулярностью. Но тут как бы и не бунт совсем, а акция возмездия, почти что благословлённая самим патриархом Афанасием. Толпа врывалась в дома, в таверны и в лавки подобно саранче на пшеничное поле, оставляющей после себя лишь голую землю. Владельцы пытались сопротивляться, но много ли они могли сделать? Опытный мечник, а встречались и такие, положит человек пять или даже десять грабителей, но потом его задавят массой и завалят мясом — инстинкт самосохранения у разгорячённой пролитой кровью толпы иногда достигает отрицательных величин.

А к вечеру древняя столица Константина Великого справляла огненную тризну по Константину Последнему, подожжённая одновременно со всех сторон. Это только кажется, что Константинополь построен целиком из камня, но на самом деле дерева там предостаточно, начиная с крыш и заканчивая перекрытиями башен. А районы городской бедноты, построенные буквально из кривых палок? А склады с оливковым маслом в порту? А сами портовые сооружения? Слава богу, корабли успели выбрать якоря и отойти подальше от берега, куда не залетали искры пожарищ.

Утром следующего дня в Босфоре появились идущие с севера корабли, распустившие белоснежные паруса и помогающие себе вёслами. Наступило время ежегодной хлебной ярмарки. Вот только вместо груза зерна привезли они четыре полка закованных в железо тяжёлых