Так и было - Вера Евгеньевна Карасёва

воевать и старые хотят, — объяснил папа. — Он у меня в ординарцах, да ещё на кухне помогает. И молодых бойцов учит… Вот каков наш Петрович!

Иван Петрович вскоре вернулся. В руках он нёс по дымящемуся котелку с супом, а под мышкой буханку хлеба. Всё это он поставил на стол, а сам вытащил из-под койки деревянный сундучок, достал из него чистое полотенце и расстелил на столе. На полотенце поставил солонку, нарезал хлеба и положил ложки. Потом принёс две железные мисочки и наполнил их супом вровень с краями. Одну мисочку поставил перед мамой, а другую перед Юркой.

— Кушайте на здоровье, — сказал он и при этом поклонился.

— Вот как мы вас принимаем, — засмеялся папа.

А мама, как только попробовала суп, сказала:

— Я уеду одна. Юрку я не возьму. Пусть здесь остаётся, с вами. Ведь сколько месяцев он такого супу не видел, один сухой хлеб, и по целым дням в госпитале. А теперь и дома у нас нет.

Она положила голову на стол и заплакала. Петрович тихонько вышел из землянки, а папа одной рукой прижал к себе Юрку, а другой погладил маму по стриженой, как у мальчика, голове и сказал:

— Конечно, пусть остаётся. И ты тоже, если захочешь, сможешь перейти к нам работать. В нашей санчасти нет врача. Хочешь?

— Нет, не хочу, — ответила мама. — Как я могу уйти из госпиталя, если там лежат раненые, которым я делала операции и за которыми должна теперь смотреть? Да и новых бойцов каждый день привозят. Я уеду сегодня вечером или завтра утром с попутной машиной. А вы тут как следует воюйте и хорошо смотрите за Юркой. В госпитале сейчас так тесно, что я не могу его туда брать. А оставить негде…

Юрка в их разговор не вмешивался. Он с наслаждением ел вкусный ячневый суп, а когда мисочка опустела, вдруг ужасно захотел спать. Глаза его сами закрылись, и он не слышал, как в землянку вошёл Иван Петрович, взял его у папы и уложил в постель.

Говорили потом, что в тот раз Юрка проспал двадцать часов.

Когда он проснулся, ни папы, ни мамы в землянке не было.

— Капитан на переднем крае, маманя твоя в Ленинград уехала, солдат раненых лечить, — сказал Петрович и поднёс Юрке кружку горячего молока. — Пей! Вкусно…

— Молоко? — удивился Юрка. — Кого вы тут доите, корову или козу?

— Коров и коз мы не держим, и доить нам тут некого, — ответил Петрович. — Это сухое молоко из железной банки. Наш повар Тарас Иванович спецпаёк тебе выдал, усиленное питание. А вот дома у меня хорошая коровка есть — Бурёнушка. Дома б я тебя парным молочком напоил…

И Петрович, пока Юрка пил молоко, рассказывал ему, какое у него роскошное дома хозяйство: какой умный пёс Полкан, какой хитрый кот Василий, какие красивые голуби и какие пушистые кролики…

И вдруг началась стрельба.

— Немцы. Пришло их время. Они всегда аккуратно, по часам бьют. Не по нас бьют, а через нас по Ленинграду, — объяснил Петрович. — Слышишь, разрывы какие дальние?

— А почему мы по ним не бьём? — спросил Юрка.

Петрович не успел ответить. Неподалёку так грохнуло, что Юрка от неожиданности повалился на постель. А потом прогремело ещё раз. Снова и снова, — кажется, совсем рядом с землянкой.

— А это мы им даём! Здорово! Сейчас они притихнут, ты не бойся, — сказал Петрович.

Но Юрка не боялся. Он был рад. Ведь это стреляют наши, защищают от немцев Ленинград. И немцы вскоре действительно замолчали.

— Быстро мы их утишили. Наши артиллеристы их в строгости держат. А ты, может, думал, что мы плохо вас бережём? — спросил Петрович.

Нет, Юрка этого не думал. Правда, иногда ему казалось, что воюют наши солдаты всё-таки очень медленно. Был бы он главным командиром, он бы все войска, что под Ленинградом, бросил в бой и освободил город от блокады.

— Так и будет, — сказал Петрович. — Вверх тормашками полетят фашисты. Ты же слышал по радио, как под Москвой им дали? И блокаду уже тоже разбили. Есть теперь у нас дорога на Большую землю, и по этой дороге, по Ладожскому озеру, везут нам и боевое снаряжение, и людям пищу. Вот окрепнем, снарядами, оружием, едой запасёмся да как ударим по фрицам! Пух и перья от них полетят. А мы с тобой на радостях спляшем.

— Ещё как спляшем! — воскликнул Юрка. Ему было очень интересно слушать рассказ Ивана Петровича. Но тут в землянку спустился папа и с ним молодой лейтенант, весёлый и приветливый. Он, хоть и не был с Юркой знаком, сгрёб его сразу в охапку и два раза поцеловал.

— Здравствуй, Юрка! — сказал он. — Я про тебя уже слышал. А меня зовут Павлик. Так и называй, просто Павлик, без всякого дяди. Будем дружить и вместе воевать. Согласен?

Ещё бы Юрка не согласился!

Конечно, это была шутка. Но обернулась эта шутка серьёзным делом.

Папа спросил, не испугался ли Юрка стрельбы, и сел вместе с Павликом за стол. Вдвоём они стали читать и переводить с немецкого языка на русский какую-то бумажку. Но переводили они совсем плохо, видно, оба неважно знали немецкий язык.

Над одним словом они даже поспорили: папа говорит — так, а Павлик — не так.

Тут Юрка не вытерпел и крикнул:

— Совсем иначе! Вы же не знаете.

Тогда папа хлопнул себя по лбу и сказал:

— Что же мы ссоримся и спорим, а про Юрку-то позабыли! Он нам сейчас всё слово в слово переведёт. Иди-ка, друг, сюда, отработай солдатскую хлеб-соль.

Он посадил Юрку на колени и рассказал ему, что лейтенант Павлик взял ночью в плен одного фрица. Чтобы допросить фрица и получить от него очень нужные им сведения, они привозили из соседней части переводчицу, младшего лейтенанта Нину. Нина перевела на русский язык то, что говорил немец, и они с Павликом записали. Потом переводчицу отвезли в её часть. И тут у фрица нашли не отправленное домой письмо. За подкладку шинели завалилось.

Снова вызывать Нину — сложно. У неё в своей части работы много, да и дорога, по которой она добирается, всё время обстреливается. Вот они и решили сами перевести это письмо и узнать, что пишет к себе домой немецкий солдат о своей военной жизни.

Теперь они взялись за работу уже все втроём, и дело сразу пошло на лад, потому что Юрка знал все немецкие слова и каждое мог сказать по-русски. Вот что у них получилось:

«Моя дорогая жена и