Потерянные девушки Рима - Донато Карризи

Это место страданий и отчаяния стало приманкой для туристов. Они фотографировались на память, пользуясь тем, что солнечный луч пробился сквозь тучи и город внизу засиял, омытый дождем.

Клементе подошел к Маркусу и встал рядом, не отрывая взгляда от панорамы:

– В чем проблема?

Они назначали встречи, используя голосовой почтовый ящик. Когда один из них хотел увидеться с другим, достаточно было оставить сообщение, обозначив место и время. Такими встречами никто никогда не пренебрегал.

– Убийство Валерии Альтьери.

Прежде чем продолжить беседу, Клементе вгляделся в распухшее лицо Маркуса:

– Кто тебя так отделал?

– Ночью я познакомился с ее сыном Раффаэле.

Клементе не стал допытываться, просто покачал головой:

– Скверная история. Преступление до сих пор не раскрыто.

Он сказал это так, будто хорошо знал дело, что показалось Маркусу довольно странным, если учесть, что в то время, когда произошло убийство, его другу было не больше десяти лет. Значит, существовало единственное объяснение: делом Альтьери занимались и они также.

– Есть что-нибудь в архиве?

Клементе не любил таких разговоров в людных местах.

– Веди себя осторожнее, – произнес он с укором.

– Это очень важно. Что тебе известно?

– Намечались две линии расследования. Обе – вокруг Гвидо Альтьери. При убийстве неверной жены первым подозреваемым всегда оказывается муж. А у адвоката были связи и средства, чтобы заказать эту бойню и выйти сухим из воды.

Если Гвидо Альтьери виновен, значит он сознательно на двое суток оставил сына одного с мертвыми телами, только чтобы усилить свое алиби. Маркус не мог в это поверить.

– А вторая линия?

– Альтьери был темной лошадкой, в то время находился в Лондоне, завершая важный процесс по слиянию компаний. В действительности довольно скользкое дело. Нефть, торговля оружием; были затронуты интересы на высочайшем уровне. Английское слово «EVIL» над постелью, где совершилась бойня, может быть воспринято как послание адвокату.

– Угроза.

– Да, но ведь убийцы пощадили его сына.

Детишки пробежали мимо Маркуса, и он проводил их взглядом, завидуя тому, как легко им живется на свете.

– Как же получилось, что обе линии расследования ни к чему не привели?

– Что касается первой, то Гвидо и Валерия Альтьери оформляли развод. Она вела себя чересчур необузданно, яхтсмен был всего лишь последним в длинном списке. Адвокат не слишком переживал утрату, через несколько месяцев он женился снова. Теперь у него другая семья, другие дети. И потом, говоря начистоту, если такой человек, как Альтьери, захотел бы избавиться от жены, он избрал бы не такой зверский способ.

– А Раффаэле?

– Много лет не разговаривает с отцом. Насколько мне известно, у юноши расстроена психика, он то и дело ложится в клиники. В случившемся винит отца.

– А версия международного заговора?

– Какое-то время держалась, но потом рассыпалась за отсутствием доказательств.

– Никаких отпечатков, никаких следов на месте преступления?

– Хотя это и была бойня, убийцы действовали четко и аккуратно.

Даже если и не так, Маркус подумал, что убийство произошло в то время, когда расследования велись по старой схеме. Анализ ДНК только начинал использоваться в судебно-медицинской экспертизе. Кроме того, место преступления было «загрязнено» присутствием там ребенка в течение двух суток, а потом и вовсе навсегда уничтожено. Маркус снова вспомнил о дубликате, который Раффаэле Альтьери воссоздал в надежде докопаться до правды. Девятнадцать лет назад невозможность сразу установить личность преступников неизбежно вела к тому, что следствие заходило в тупик. И установить мотив было много труднее, чем сейчас.

– Была и третья линия, так ведь?

Маркус об этом догадался: всплыл, наверное, в свое время какой-то мотив, из-за которого дело заинтересовало и их тоже. Он не понимал, почему друг молчит об этом. А Клементе действительно попытался сменить тему:

– Послушай, но как это связано с Джеремией Смитом и исчезновением Лары?

– Я пока не знаю. Раффаэле Альтьери был ночью в квартире девушки, кто-то вызвал его туда письмом.

– Кто-то? Кто именно?

– Понятия не имею, но в квартире Лары я нашел Библию на полке с кулинарными книгами. Я не уловил аномалию при первом осмотре. Иногда нужна темнота, чтобы лучше разглядеть окружающее: поэтому я вернулся в квартиру. Хотел восстановить те условия, в которых действовал Джеремия.

– Библия? – не понял Клементе.

– Там лежала закладка на Послании апостола Павла к фессалоникийцам: «День Господень так придет, как тать ночью…» Если бы это не звучало так абсурдно, я бы сказал, что кто-то оставил для нас послание именно затем, чтобы мы нашли Раффаэле Альтьери.

Клементе напрягся:

– Никто о нас не знает.

– Ну да, – отозвался Маркус. Никто, повторил про себя с горечью.

Клементе перешел в наступление:

– У нас мало времени, чтобы спасти Лару, и ты это знаешь.

– Ты сам сказал, что только я могу найти ее, следуя инстинкту. Именно этим я и занимаюсь. – Маркус не собирался отступать. – Скажи, какая была третья версия. На месте преступления вместе с надписью «EVIL» был обнаружен знак в виде трех точек, отмеченных кровью жертв и образующих треугольник.

Клементе обернулся к бронзовому архангелу, словно прося у него защиты:

– Это эзотерический символ.

Ничего удивительного, подумал Маркус, что полиция решила не разглашать эту подробность. Там работают реалисты, им не понравилось бы, что следствие углубилось в сферу оккультного. Такие аргументы трудно излагать в зале суда, да и обвиняемые могут избежать наказания, сославшись на психическую болезнь. И потом, при этом всегда рискуешь создать рекламу законченным негодяям.

И все-таки Клементе не сбрасывал со счетов эту версию:

– Некоторые считали, что в той спальне проводился обряд.

* * *

Ритуальные преступления входили в число аномалий, которыми они обычно занимались. Смесь гедонизма и секса. Дожидаясь, пока Клементе достанет для него из архива папку с делом Альтьери, Маркус решил немедля уяснить значение треугольного символа, для чего и отправился в единственное место, где мог найти ответ.

Ангелическая библиотека располагалась в бывшем монастыре августинцев на площади Сант-Агостино. Монахи занимались ею с семнадцатого века, они собрали, описали и сохранили около 200 000 драгоценных томов; собрание делится на фонд старинный и фонд современный. Это первая в Европе библиотека, открытая для широкой публики.