Заметки о любви - Дженнифер Смит

Парень пару секунд обдумывает ее слова.

– Значит, ты будешь делать путевые заметки.

– Ничего научного, конечно, но… да. – Мэй слизывает с пальца сахарную пудру. – Похоже, это самое подходящее название.

– Путевые заметки о любви, – глядя в окно, за которым слишком быстро проносится мир, говорит Хьюго.

Мэй кивает.

– И поездах.

– Помнишь видео, которое ты сняла для меня? – спрашивает он, повернувшись к Мэй лицом, и она поднимает брови. – Прости. Не для меня конкретно. Для этого путешествия.

– Ну да…

– Так вот, мне он не показался «простеньким». Если честно, как только я посмотрел его, то сразу понял, что…

Мэй улыбается.

– Что вместо меня тебе стоит пригласить восьмидесятичетырехлетнюю старушку?

Хьюго качает головой, ему очень хочется, чтобы она услышала его мысль.

– Нет. Я понял, что ты интересная девушка. Мне сразу захотелось познакомиться с тобой. И это всего за каких-то пару минут. Да, видео было коротким, но как много тебе удалось им сказать!

– Ты задал хорошие вопросы.

– Возможно. Но твои ответы – они имели для тебя значение. – Хьюго чувствует, как его лицо заливается краской. – А может, и нет. Не знаю. Но мне так показалось.

Снаружи мелькают очертания домов, деревьев и шоссе. Какое-то время Мэй смотрит на тянущиеся за окном линии электропередачи. Потом поворачивается к Хьюго с непроницаемым выражением лица.

– Ты прав.

– По поводу чего?

– Своих вопросов, моих ответов… они действительно имели для меня значение. Очень большое, если начистоту. – Она улыбается ему, и эта улыбка кажется Хьюго началом – но началом чего, он пока не понимает. – Давай посмотрим, может, будут и для кого-то еще.

Они начинают с Айды, которая вытирает слезы уже на первом вопросе.

– Моя заветная мечта? – говорит она. – Знаю, для вас это прозвучит ужасно несовременно, но я всегда мечтала выйти замуж за Роя. Мы познакомились, когда нам было по двадцать лет. Он купил мне мороженое и был единственным парнем, который не стал надо мной смеяться, когда я уронила его на свое платье. Кому-то это покажется пустяком. Но я в этом увидела столько доброты! Я сразу поняла это про него.

Мэй пытается представить, каково это – быть настолько уверенным в другом человеке. Последние шесть лет она только и делала, что наблюдала, как Приянка с Алексом пишут любовные сообщения, держатся за руки и дают друг другу невыполнимые обещания, и ей казалось, что она становится свидетелем какого-то неизвестного ей обычая. Но сейчас Мэй слушает Айду, и для нее это как перемотать фильм к концу. Причем, к ее удивлению, довольно неплохой.

В это же время Эшвин – старший официант вагона-ресторана, который согласился отдать один из столов в их полное распоряжение, – пополняет запасы банок с газировкой в баре. Но по наклону его головы Мэй понимает, что он слушает их разговор. Как и Рой, который настоял на том, чтобы подождать супругу через пару столиков от них. «Чтобы вы могли уединиться» – сказал он, но кончики его ушей краснеют, когда до него доносится ответ Айды.

Хьюго сидит на диванчике рядом с Мэй. Она поручила ему держать внешний микрофон и предупредила, чтобы он не разговаривал. Но они только начали, а парень уже не может сдержаться.

– Это так мило, – говорит он Айде, и Мэй отодвигается от камеры, чтобы удостоить его сердитым взглядом. Хьюго поднимает руки. – Прости, прости.

– Ладно, ничего. Мы сможем вырезать тебя.

– Если бы от меня всегда было так просто избавиться, – шутит он в ответ.

– А какой ваш самый большой страх? – спрашивает Мэй Айду, которая совсем не боится камеры. Более того, у нее счастливый вид. Девушка решает, это из-за того, что старушка любит поговорить, но слушателей у нее обычно немного.

– Ох. Я не… э-э-э… ну, мне не особо нравятся змеи, но полагаю, вы ждете не такой ответ, верно?

Мэй ободряюще улыбается ей.

– Мы ждем любой правды.

– Правды, значит. Что ж. – Айда отворачивается к окну. – Тогда, наверное, мой самый большой страх – больше никогда не увидеть своего сына. Ты не знаешь, что такое счастье – какое оно на самом деле – до тех пор, пока его у тебя не заберут. И только потом осознаешь, что мир уже больше никогда не будет таким же прекрасным, каким был когда-то.

Рой, сидящий в другом конце вагона, прячет лицо в ладонях. Мэй отстраняется от камеры и в смятении смотрит на его широкую спину. Потом делает глубокий вдох и снова снимает.

Айда вытирает глаза.

– А больше всего на свете я надеюсь на прямо противоположное, – говорит она. – Что однажды с ним встречусь.

Хьюго протягивает руку и сжимает ее ладонь. В его жесте столько внимания и чуткости, что Мэй даже не может отчитать его за то, что он портит ей съемку. По правде говоря, ей хочется сделать то же.

– Уверена, что так оно и будет, – говорит девушка.

– Надеюсь, – отвечает Айда и усмехается, когда Мэй снимает ее крупным планом. – Наверное, и ждать-то осталось недолго. Правда, Рой?

Рой разворачивается в их сторону. Глаза у него покраснели, но он широко улыбается.

– Не знаю, милая. Мы каждый год говорим себе, что это будет наше последнее путешествие. Но почему-то снова отправляемся в дорогу.

– Что есть, то есть, – говорит старушка, и они улыбаются друг другу через пустые столики.

Мэй смотрит в свой блокнот. Первые два вопроса она позаимствовала из письма Хьюго, с которого все началось. Но последние два – ее.

– Что вы любите больше всего на свете?

Айда улыбается.

– Мне нравится, что каждое поколение считает себя особенным. Они думают, что до них никто не влюблялся, никому не разбивали сердце, что они первые прочувствовали горечь утраты, страсть и боль. И в каком-то смысле так оно и есть. Конечно, мы тоже через все это прошли. Но для молодежи это не имеет никакого значения. Для них все ново. И это здорово, потому что все всегда начинается сначала. Это обнадеживает. Меня, по крайней мере.

Мэй отодвигается от камеры и замечает, как сияют глаза у Хьюго. Она вдруг чувствует, сама себе немало удивившись, как сильно ей хочется задать все эти вопросы и ему. И тут же снова смотрит на Айду.

– И последний вопрос. Каким одним словом вы могли бы описать любовь?

Айда растерянно моргает.

– Ой, ну… Наверное, «мир».

Это слово, как маленькая острая колючка, задевает что-то внутри Мэй. Ей кажется жутко беспардонным вот так спрашивать о любви. И все же она и сама не замечает, как начинает писать на полях своего блокнота, стремясь как можно быстрее зафиксировать ответ.