Последний аргумент - Дмитрий Казаков

Не отвлекаясь больше на недобитых противников, женщина побежала к лестнице и скрылась быстрее, чем Виктор успел выстрелить ей в спину.

В коридоре кисло и противно пахло порохом.

Виктор поднялся, отряхиваясь. Со скрипом открылась дверь одной из квартир, выглянул пузатый мужик в грязной белой майке. На красном лице был написан страх, а в глазах лютым зверем ревело любопытство.

– Что происходит? – спросил он громким шепотом.

– Быстро в квартиру! – рявкнул майор так зло, что пузатый исчез мгновенно. Словно его и не было.

С лестницы доносились крики и грохот выстрелов. «Прорвется ведь!» – подумал Виктор, и в мысли этой причудливо смешались ужас, досада и восхищение. – «Если только патроны не кончатся!».

Он оглянулся. Усатому доктору не повезло – осколок гранаты перерубил ему горло, и жизнь истекала на пол вместе с потоком темной, точно смола, крови. Помочь ему ничем было нельзя.

Виктор медленно пошел по коридору, осматривая бойцов «Стальных когтей». Вдруг кто остался жив?

Остановился, увидев капитана. Тот лежал у стены, широко развалившись, словно отдыхая. На прочном шлеме, соприкоснувшемся с цементом, виднелась большая вмятина.

Когда присел, стало слышно легкое дыхание. Отлегло от сердца – бравый офицер жив, только оглушен.

Рация на поясе капитана щелкнула, зашипела, из нее донесся дрожащий от напряжения голос.

– Товарищ капитан, товарищ капитан!

Виктор взял рацию в руку, ответил торопливо:

– Говорит майор Белкин. Что там у вас? Докладывайте!

– Товарищ майор! – радостно отозвалась рация. – Докладывает лейтенант Лучко! Мы ее взяли!

– Потери?

– Трое убитых, пятеро раненых.

– Ясно, – кивнул майор, оглядывая коридор, более напоминающий поле боя. – Сюда к нам всех, кто есть из медперсонала, и вызывай врачей из Управления. У нас пострадавших больше десятка.

Отключившийся прибор бережно положил рядом с хозяином, а сам уселся прямо на пол, не чувствуя холода и неудобства. Мозг отказывался думать, Виктор словно провалился в какое-то пустое пространство, лишенное даже мыслей.

Он услышал вой сирен, но не придал этому значения. А очнулся лишь тогда, когда коридор заполнили люди в белых халатах.

* * *

Кофе отдавал чем-то противным, словно в него добавили порошок для принтера. Владимир пил его только чтобы прояснить мозги, без всякой охоты, утешая себя тем, что все на кафедре вынуждены пить этот мерзкий напиток, производимый кофейным автоматом.

На столе перед ним лежали контрольные работы студентов, посвященные глобальному экономическому кризису второго-третьего десятилетий двадцать второго века. Вокруг сновали коллеги, мешая сосредоточиться и взяться, наконец, за проверку. Хорошо еще, что кафедральный телевизор был выключен.

Сзади донесся шум открывающейся двери и спокойный голос произнес:

– Прошу прощения, где я могу найти Смолякова Владимира Святославовича?

– Владимир, это к тебе, – сказал Али Мехмедович, вечно готовый по интеллигентной привычке оказать помощь ближнему. Когда надо и когда не надо.

Владимир, сдерживая внутреннюю дрожь, медленно повернулся. Меньше всего он ожидал услышать этот голос здесь.

В дверном проеме стоял Николай. На лице его обнаружилась искусно наклеенная бородка, но не это приковывало взгляд. Глаза бывалого контрразведчика, обычно не выражающие ничего, сейчас просто сочились болью. Под ними набрякли мешки, и вообще Николай выглядел каким-то постаревшим.

– Чем могу служить? – поинтересовался Владимир, поднимаясь.

– Мы можем поговорить наедине?

– Конечно, – Владимир оглянулся. Кафедра продолжала жить своей жизнью. Мало ли кто пришел и по какому вопросу – может быть, отец кого-то из нерадивых студентов явился просить за чадо?

Они вышли в коридор. Тут табунами носились студенты, слышались молодые, веселые голоса и взрывы хохота.

– Что случилось? – спросил Владимир мрачно. – Ты понимаешь, как рискуешь, придя сюда?

– Понимаю, – кивнул Николай. – Но они взяли Татьяну.

– Что? – Владимир на мгновение оглох и ослеп, по голове ударило так, словно на нее рухнул потолок.

Когда вновь обрел способность соображать, то ощутил, что по телу гуляет озноб, а в животе словно смерзлась глыба льда.

– Сам понимаешь, в нашей Конторе следят за всеми, в том числе и за МВД, – Николай смотрел с жалостью. – Я регулярно просматриваю материалы с прослушивания их телефонов. Они взяли ее два часа назад. Сам понимаешь, она сопротивлялась. Есть жертвы.

– Так, – сказал Владимир. Мысли крутились медленно, словно заржавленные шестерни в огромном старом механизме, заросшем паутиной и пылью. – Надо что-то делать! Иначе вслед за ней возьмут и нас!

– Что мы можем сделать? – угрюмо спросил Николай. – Разве что попытаться сбежать! Куда-нибудь в Китай! Да и то – если она заговорит, не успеем.

– Не заговорит! – первый шок от страшного известия проходил, мысли становились все более четкими и ясными. – По собственной воле она никого не выдаст!

– А двести седьмая поправка?

– «Черных беретов» учат противостоять пыткам, а офицеров – еще и психообработке, – Владимир пожал плечами.

– Это ясно, – Николай помрачнел. – Но рано или поздно она может сломаться. Так что лучший вариант… устранение!

Владимир молча смотрел на контрразведчика. В этот момент он ненавидел этого человека, хотя где-то в голове копошилось гаденькое осознание его правоты.

– Хорошо, – сказал он, выдержав паузу. – Какие есть варианты?

Когда Николай ушел, и он вернулся на кафедру, то на душе было так гнусно, словно туда неделю гадили кошки. Хотелось проблеваться, вытошнить из себя мерзкое ощущение, но Владимир четко знал – это невозможно.

Только если вместе с душой.

На кафедре работал телевизор, и все столпились около него, словно утята возле утки. Гомонили возбужденно и переговаривались.

Заглянув через плечи коллег, Владимир вздрогнул. С экрана на него смотрела Татьяна. Она стояла спокойно, и на лице ее не отражалось ничего, хотя руки были в наручниках, а под глазом наливался свежий синяк.

– … подозревается в причастности к произошедшим недавно в Москве взрывам, – торжественно и мрачно возвещал голос за кадром, а Владимир все не мог оторвать взгляда от экрана. Казалось, что соратница смотрит прямо на него, с печалью, пониманием и немым укором: «Что же ты, старший, не досмотрел?».

– При задержании произошла перестрелка, хотя представители УВД не сообщают подробностей, есть косвенная информация о человеческих жертвах.

Камера сдвинулась, в кадр попал тот самый офицер, который несколько дней назад допрашивал Владимира. Лицо его было бледное, осунувшееся, глаза зло блестели.