Последний аргумент - Дмитрий Казаков

– Опять ты об этом! – Ольга наморщила носик, в глазах ее мелькнуло недовольство. – И зачем тебе дался этот терроризм? Почему ты не можешь жить просто, как живут многие, для себя? Не тратя силы и жизнь на бессмысленную борьбу!

– Я уже говорил! – в глазах Владимира зажегся недобрый огонек, челюсти упрямо сдвинулись, а в голосе появились металлические, лязгающие нотки. – Для себя жить – недостойно человека! Это не жизнь, а существование животного! Свиньи, которой наплевать на сородичей, на несправедливость и зло, царящие в мире!

– А как семья, дети, любовь? Разве человек должен быть всего этого лишен, как ты? Не слишком ли большая цена за то, чтобы именоваться настоящим человеком?

Владимир на мгновение замялся. Сам не замечал, что вертит в руках вилку. Вертит так, будто это нож, который собирается метнуть в противника.

– Я сам выбрал свою дорогу, – проговорил он угрюмо. – И не отступлю от нее. Готов заплатить любую цену! Мне нужно чувствовать, что я живу не просто так, а ради великой цели! Именно она делает мое существование осмысленным!

– Какая цель? – Ольга рассмеялась. – Возрождение русского народа? Это бред! Совершенно недостижимая перспектива! Осколки когда-то великой нации ныне вырождаются, и мне, как социологу, это известно лучше других! Среди населения «русских кварталов» аномально высок процент наркоманов, алкоголиков, просто дебилов, инвалидов, наконец! Большинство из них не желает работать, неспособно нормально адаптироваться к современному обществу! Через несколько поколений они выродятся окончательно!

– И что привело к такому состоянию? Козни врагов!

– Ерунда! – она сердито махнула рукой. – Вырождение русских началось давно, в самом конце двадцатого века. Лучшие представители погибли в войнах, в лагерях Сталина, многие уехали в другие страны. А оставшиеся не смогли даже поддержать свою численность. Постепенно деградировали из-за повального пьянства и наркомании, опустились интеллектуально и физически. Стоит ли бороться за права такого народа?

– Может, и не стоит, – сказал Владимир очень спокойно. – Я верю тебе. Но это мой народ, мои сородичи. Я люблю их всем сердцем и готов сражаться за них до последней капли крови!

– Да пойми ты, что само понятие «народ» пришло из глубокой древности, когда «чужак» – автоматически означало «враг»! Это дремучий предрассудок – делить мир на своих и чужих по крови! – Ольга почти кричала. Глаза ее сверкали, пышные волосы растрепались. Но даже в гневе она была безумно красива, и Владимир помимо воли залюбовался ей.

– И опять ты права, – сказал он. – Я действую под влиянием предрассудков. Ну и что? Сворачивать с этого пути уже поздно. Все равно мне не простят сделанного. Ты не смогла отговорить меня полтора года назад, когда мы только начинали, не отговоришь и теперь. К чему этот разговор?

– Я просто очень хочу быть с тобой! – теперь она почти плакала, в огромных глазах стояли, не желая падать, жемчужинки слез. – И очень боюсь тебя потерять!

– Не бойся, – он привлек ее к себе, коснулся губами лба. Она приникла к нему, обхватив руками, крепко-крепко. – Пока мы живы, надо радоваться жизни. Ведь я люблю тебя, чего еще надо?

– Я тоже люблю тебя, – ответила она, и заплакала, почти беззвучно.

Он гладил по спине, словно ребенка, шептал на ухо ласковую успокаивающую чушь, что все будет хорошо, что ничего не случиться, а на душе было противно от собственной лжи и от тяжелых, неприятных предчувствий.

Словно молоты громовые

Или воды гневных морей,

Золотое сердце России

Мерно бьется в груди моей.

Николай Гумилев

Утро началось для Виктора со звонка будильника. Майор вздохнул, перевернулся на другой бок, и только тут вспомнил, что сегодня опять на работу. Суток на отдых не хватило, усталое тело требовало еще сна, а в голове чувствовалась нехорошая тяжесть.

Отшвырнув прочь соблазн поспать еще и, вцепившись в чувство долга, словно в брошенную веревку, Виктор выбрался из кровати. Поеживаясь от свежего воздуха, врывающегося через раскрытую форточку, направился на кухню. Заворочалась во сне жена – ей вставать через полчаса…

Выпив чашку кофе, обжигающего, словно лава из самого жерла вулкана, Виктор оделся и вышел из дома. На улице царила прохлада и именно она помогла проснуться куда лучше бодрящего напитка.

В момент прихода на работу был свеж и готов ко всему. И тут его ждал сюрприз. В рабочей комнате, развалившись в кресле перед компьютером и немилосердно зевая, сидел никто иной, как капитан Асланян. Усы на его лице казались обвисшими от усталости, но темные глаза бодро блестели.

– Ба, вот это да, – сказал Виктор, ощущая, как губы его растягиваются в улыбке. – Доброе утро. Ты когда прилетел?

– Доброе утро, товарищ майор, – отозвался капитан, вставая. – Прибыл сегодня утром. Вчера звонил сюда, попал на полковника, так он велел вас не беспокоить и просто приезжать.

– И что?

– Раскрутили мы это дело со взрывчаткой, – Асланян откровенно ухмыльнулся и огладил усы. – Правда, пришлось попотеть. И не мне одному! Столько бумаги всякой перерыли, пока на след вышли!

– Ладно себя нахваливать! – прервал подчиненного майор, усаживаясь. – Ты дело говори!

– Там на заводе своя мафия, – капитан тоже сел, закряхтев, точно старик. – Воруют взрывчатку много лет, понемногу, правда. Если бы не этот случай – фиг бы мы их нашли!

– Ашот! – Виктор нахмурился, слегка картинно. – Переходи к делу!

– Короче, сначала они там все молчали гордо, но как поняли, что дело двести седьмой поправкой пахнет, мигом заговорили. Взрывчатку у них один перекупщик брал. Наш, московский.

– Кто?

– Семен Чернов, он же Сеня Черный. Дважды судим за подпольную торговлю оружием, но в последние годы сидел тихо, – Асланян наклонился к монитору, ткнул пальцем в клавиатуру. – Вот, я на него пятнадцать минут назад запрос послал в центральную базу данных. Ого, вот и ответ!

Он еще раз ткнул клавишу. Стоящий на столе небольшой принтер ожил, замигал лампочками, внутри него что-то тихо загудело, и из узкой щели поползла распечатка.

– Вот он, родимый! – сказал капитан, выдергивая листок из принтера жестом фокусника, извлекающего из шляпы слона.

– Давай сюда, – нетерпеливо приговорил Виктор, – и позвони в специальный отдел, попроси группу. Будем брать!

Асланян лениво подгреб к себе телефон.

– Семен Арсеньевич Чернов? – спросил Виктор, глядя прямо в глаза задержанному, жилистому мужчине неопределенного возраста. Волосы его, когда-то черные, как смоль, изрядно побила седина, а в синих, как васильки, глазах прятался страх.

– Да, – кивнул он. – По какому поводу я задержан?