Бонсай. Метаморфозы любви - Кирстен Торуп

Не Уорхол? М-м-м, не все ли равно. У меня нет времени для буквоедства. Я не был ни на одном рок-концерте? Ну и память у тебя.

Вполне возможно, я чаще ходил на струнные квартеты Бетховена. Но мы, во всяком случае, были в «Народном парке» в Мальмё и слушали «Blood, Sweat and Tears»[5]. Тебя там не было? Ты всегда была убийцей радости. Твоя злоба резала до костей, не оставляла камня на камне. Распространяя безысходность и все опустошая. Этого я и не выношу в женщинах. Когда они принимаются излагать тебе в мельчайших подробностях, как все обстоит на самом деле, как ложь и обманы мужчин вопиют к небесам, как их видно насквозь, будто жалких эксгибиционистов. Тебя умаляют до ничтожества, до болтающегося в проруби говна, упакованного в ложь. Это правда, малыш, правда.

А правда так некрасива, разве ты не понимаешь? Я не могу жить без красоты. Красота — соль жизни. Смысл всего. Безобразное бессмысленно. Таким образом, правда бессмысленна. Это простой логический вывод, мы еще на первом курсе проходили. Дождь не может одновременно идти и не идти.

Да, я совру — дорого не возьму. Жизнь мужчины проходит одновременно на разных уровнях, он жонглирует множеством мячей, и все это держит его в подвешенном состоянии. Представь себе мужчину-планериста, детка. Его несут хрупкие крылья. Слабые потоки воздуха определяют неуверенный курс. Игрушка в руках непредсказуемо меняющего направление ветра. Летим туда, куда ветер дует. Никакой связи с землей. Я говорю это, только чтобы ты глянула чуть дальше кончика своего носа, расширила горизонты. Я не агитирую за ложь. Она и так справится. Ей не нужна защита. В ней глубина метаморфозы и поверхность зеркального шара. Все время в движении. Все время в процессе превращения.

Ложь — один из несущих элементов существования. Праматерь фантазии. Кукушонок правды, без которого невозможно отличить истинное от ложного. Ложь открывает человеческое сознание. Это печать, отделяющая нас от зверей. Ложь — увеличительное стекло. Дверь в закрытую комнату, называемую жизнью, смертельное объятие времени. Ложь отменяет время и место. Вопрос в том, как относиться ко лжи с философской или моральной точки зрения. Знаю, ты не любишь, когда я рассуждаю от третьего лица, и тем не менее. Я не желаю, чтобы меня запирали в тесных рамках тиранического «я». Это орудие пытки, словно «железная дева», смыкается над тобой и вонзает свои шипы в плоть, чтобы под конец размозжить каждую косточку в теле несчастного. Я хочу быть кем угодно. Никем и всеми. Я сохраняю за собой право философского отношения ко лжи. Знаю, что ты скажешь, детка. Что я так по-детски судорожно цепляюсь за ложь — и это, заметь, если ты в хорошем настроении! А когда над твоим лбом сгущаются тучи, ты говоришь об инфантильности и извращенности. Ну да, я травмированный ребенок, из-за травмы задержавшийся в вечном детстве. Как же меня утомляет детство! Я не верю в детство как причину причин. С Богом оно все же как-то интереснее.

Я уважаю тебя и восхищаюсь тобой как ищейкой правды. Но дело в том, что правда — это не вся правда. Немного веселья и легкости. Немного музыкальности в аккомпанементе сотворит чудо в последнюю минуту. Разве ты не понимаешь, я возбужден из-за того, что приговор наконец-то вынесен. Это как укол чистейшего благороднейшего амфетамина. Швартовы отданы. С этого момента посудиной управляю я. Последнее слово за мной. Я наконец стал тем, кем был всегда: королем универсума. Follow me[6], малыш. Дай я возьму тебя за руку. Не надо слез. Вытри щеки. Живи на всю катушку и так же бескомпромиссно, как я теперь. Я всегда был сибаритом и эстетом, подобно старым эпикурейцам. В этом моя правда, в культивировании прекрасного. Добро интересует меня меньше, за исключением тебя, конечно. Ты — исключение в моей жизни. Но, откровенно говоря, добро со временем прискучивает. Не правда ли, голубка?

Жаль, я не Джон Уэйн[7], я бы любил тебя, как мужчина любит единственную избранницу. Тем не менее ты будешь первой и последней. Ты последуешь за мной в могилу. Фигурально выражаясь. Тебя ведь не убьешь. Ты сильнее хиросимской бомбы, сильнее солнца. «Мама, дай мне солнце»[8]. Нет, я знаю, это уж чересчур глупо. Не могу удержаться, чтобы не посмеяться над старым желчным дураком. Да это худшая финальная реплика в мире. Имею же я право немного пройтись по великим литературным драмам, учитывая ситуацию. Не принимай так близко к сердцу. Речь все же идет обо мне. Я, для разнообразия оказался в центре. Как будто так не было всегда? Ну, тут ты права. Как всегда права. Но это не испортит мне настроения.

Почисть мне, пожалуйста, грушу. Есть что-то целомудренное в бледной спелой мякоти Фрукта, тающей на языке. Буду наслаждаться ею с закрытыми глазами, полностью сосредоточившись на этом кратком настоящем вместе с вами, малышки. Не могу спокойно смотреть на твое опрокинутое лицо! У тебя в руке изящнейшим нож. Черепаховая ручка, а лезвие — чистейшая сталь, Золинген. Можно ли подняться выше в этом мире, чем ты находишься, когда в руке у тебя такой великолепный экземпляр ножа? Знаю, я сам подарил его тебе на день рождения. Просто хотел развить твое эстетическое чувство, нести прекрасное и делить его с тобой. Если бы не я, ты так и ходила бы по полю в резиновых сапогах, слушая пение жаворонка, девчонка деревенская. Ну вот, перестала чистить. А мне уже больше и не нужно. Я ем груши не от голода, а от желания. «Желание движет миром». Одно из крылатых выражении твоей матери.

Помнишь, первый раз, когда мы ездили к твоим родителям? В шестидесятые, стояла одна из этих суровых зим. Мы пообедали и сидели на диване в большой комнате, пили кофе. Фантастический кофе варила твоя мать. В нем была какая-то особая элегантность. Все, к чему прикасалась эта женщина, было вкусно. Я не ел лучших блюд даже в самых дорогих, самых пятизвездочных ресторанах. И вот мы сидим в сумерках и смотрим на струйки дождя, стекающие по оконному стеклу. Часы пробили пять. Между каждой фразой проходило по полчаса. Я любил тяжелый воздух в комнате и молчание. Оттуда твоя молчаливость, малышка. Родилась из долгих воскресных вечеров. И вдруг ни с того ни с сего, как Дельфийский оракул, твоя мама изрекает: «Карл всегда был очень пылким, и я, к счастью, могла соответствовать».

Вот вам здрасьте! Любовные отношения двух супругов со стажем кинули на обозрение зятя, который еще до свадьбы ступил на дорожку адских тайн и уже вкусил гильотину раздвоения личности, которая не отделяет голову от тела, но разделяет душу на две неравные части, тянущие тело в разные стороны, рвущие его пополам. Для разнообразия я просто онемел. А мне не так-то просто заткнуть рот. Фраза твоей матери огненными письменами повисла над моей неполнотой. Я так и не нашелся что сказать — за мной должок.