У последней черты - Дмитрий Ромов

при**ел малость, да? — добродушно спрашиваю я. — Чё за дела? Это кто? Эля, ты кто такая? Управляющая?

— Да, — кивает она, глядя на Шишкаря.

— Понятно, — хмыкаю я. — Пошли, Шишкарь, перетрём с тобой.

— Бро, братан, — расплывается он в улыбке. — Сегодня никак. Сегодня горисполком гуляет. Приходи завтра. Эля во сколько у меня время будет?

— Да ты чё, правда что ли? — качаю я головой. — Это дело такое, важное, всё понимаю. Давай-ка отойдём, а то вдруг Эля время для меня не найдёт, да и неудобно при подчинённых твоих говорить то, что я тебе скажу сейчас.

— Бро, чё за предъявы в натуре? — возбуждается Шишкарь.

— Хочешь при них всё-таки? — хмурюсь я и он осекается.

Осекается, но пытается не ударить в грязь лицом, держать шишку.

— Нет, ну а чё такое в натуре! Ну пойдём, чё за наезды. Ты чё-то дохера позволяешь…

Мы отходим в сторону. Не в сторону, а в его офис, заваленную коробками плохо отделанную каморку, похожую на склад. Всё, как в американских фильмах про мафию.

— Первое, — говорю я. — Все отчёты — сюда. Немедленно.

— У меня они не зде… — начинает он, но я не даю договорить.

— Второе. Если ты меня ещё раз подобным образом встретишь, тебе пи**а. Ты понял? Я не слышу? Если не понял, я тебе прямо сейчас кадык вырву. Что-то ты здесь много о себе возомнил.

— Чё? Да ты сам кто… — успевает произнести он, прежде чем мои пальцы сжимают его кадык.

— Не знаешь, кто я? — улыбаюсь я. — Хочешь узнать? Да? Сейчас? Все отчёты принесёшь завтра утром. В семь. Если их не будет, тогда ты очень многое узнаешь…

Я сжимаю пальцы и он выдаёт звук, который я принимаю за изъявление согласия и разжимаю руку.

— Не сердись, мой друг, не обижайся, — говорю я пасмурно. На обиженных сам знаешь, что кладут. Если ты не наглухо отмороженный, то извлечёшь урок, да? Ты ведь даже не Корней, правда? Ты же понимаешь? Или у тебя самооценка конкретно зашкаливает? А?

Я выхожу, не дожидаясь ответа.

— Хорошего остатка вечера, друзья, — киваю я и ухожу.

Игорь с Пашей идут за мной. Я спускаюсь и двигаю к Тимурычу. Стучу в дверь, он долго не открывает и мне приходится сказать, что это я.

— Чего, Брагин? — трёт он глаза, приоткрыв дверь — Я сплю.

— Виталий Тимурович, я дико извиняюсь, но давайте мне человек пятнадцать сюда уже завтра.

— Ты с дерева упал, Егор?

— Постарайтесь, пожалуйста, — говорю я. — Очень надо.

Затем иду к Новицкой.

— Ребят, вы можете пока в номер к себе пойти, я позвоню, когда домой поедем. Или в дверь стукну.

Они доводят меня до номера Ирины. Я стучу. Та же история, никто не открывает. Ну, она вероятно, задержалась в обкоме, или куда её там пригласили. Уже собираюсь уходить и на всякий случай стукаю ещё пару раз.

— Кто? — раздаётся её голос. — Егор, ты?

— Я.

Кто же ещё.

— Ты один?

— Один.

Вообще-то приглашение было на двоих — на меня и Скачкова.

Дверь открывается, и я вижу Ирину. Вернее, Ирку. Она стоит с мокрой головой, босая, замотанная в полотенце.

— Заходи, — улыбается она и делает шаг назад, а полотенце предательски развязывается в самый неподходящий момент.

Узел развязывается, а Ирина пытается поймать его одной рукой.

9. Польза и дело

Поймать пытается, но не ловит. Полотенца они такие, раз и соскользнут, только их и видели. И вот стоит купальщица голая, в чём мать родила. Стоит и глазами хлопает, типа ой…

Но нет, Ирина Новицкая не из тех, кто устраивает подобные перформансы, она девушка конкретная и уверенная в себе. Правда, уверенная, когда при должности, а когда подай-поднеси, то ни уверенности, ни апломба не остаётся.

Ну что же, все мы люди, все человеки. Как там в фильме «В джазе только девушки»? У всех свои недостатки. Я, всё равно, испытываю к ней тёплые чувства.

Я наклоняюсь, поднимаю полотенце и подаю ей. Подмигиваю. Улыбаюсь, конечно же.

— Ой, Брагин, только не надо, ладно? — выдёргивает она полотенце из моих рук. — Не надо вот этих понимающих улыбочек.

— Ириш…

— Можно подумать, я бы стала такие типа «неожиданности» подстраивать. Думаешь, я тебя силой в постель тянуть буду? Плохо ты меня знаешь.

— Может, и плохо, но у меня и в мыслях не было, что ты это специально. О чём ты говоришь! А улыбаюсь я от восхищения, потому что ты красотка, каких свет не видывал.

— Ага, то-то ты по малолетним шалавам скачешь.

— Вообще-то, это моя невеста, — поднимаю я брови.

— Чего-чего?

Она забывает о полотенце, и то снова падает к её ногам.

— Ох, ты меня ослепить наверное хочешь красотой своею.

В конце коридора раздаются шаги.

— Дай зайду-то, — говорю я, — а то народ запалит, что ты здесь пуляешь кое-чем.

— А не боишься, — щурится она, отступая, — что невеста сковородкой по башке даст?

— Нет, — усмехаюсь я, заходя в номер. — Не ревнивая попалась. Это в нашем деле большой, знаешь ли, плюс. Пожалуйста, если тебе не холодно, оставайся так, то есть…

— Брагин! — злится она. — Я вижу, ты смешинку проглотил? А не пойти ли тебе куда подальше, а?

— Ириш, ну ты чего сердитая такая?

— Знаешь что! — хмурится она.

— Ну, что?

— Где Скачков, вообще⁈

— А, так ты изначально вот в таком виде планировала совещание проводить?

— Ах ты…

Она подхватывает с пола полотенце и швыряет в меня. Оно мокрое и тяжёлое, и летит прямёхонько мне в голову. А сама она разворачивается и уходит в ванную.

Она уходит, а я сажусь на стул. Номер небольшой, но вполне приличный, современный. Обои, шкаф, кровать, стол, стул, тусклый светильник под потолком. Да, светильник тусклый. Тусклый свет создаёт дискомфорт и делает жизнь немножко безнадёжной, поэтому я включаю настольную лампу и лампы на прикроватных тумбочках.

А потом ложусь на постель поверх покрывала, не разуваясь. Глаза слипаются… Спать нельзя, ещё не время. Нельзя, да… Спать нельзя… но я засыпаю. Ненадолго, но глубоко. А потом будто щелчок, р-раз! Распахиваю глаза и вижу над собой Новицкую. Она стоит и молча смотрит на меня, бомбардируя потоками энергии. От этого, наверное, и просыпаюсь.

В её взгляде много всего. Всего и сразу. И гнев, и горечь, и что-то материнское, и злое, и даже нежное. Или мне всё это просто кажется со сна… На ней тёмно-синий спортивный костюм, волосы сухие, расчёсанные, а лицо…

— Сколько времени я спал? — имитирую я спящую красавицу.

— Десять лет и три года, — недовольно отвечает она. — Вставай давай, жених.

— Пошли, съедим чего-нибудь, — предлагаю я, садясь на кровати.

За окном темно. Ночь подступает уже очень близко.

— Нет, никуда я с тобой не пойду, — трясёт она светлой гривой.

Львица. Ну, то есть, у львиц грив не бывает, а у этой есть…

— А чего так? — потягиваясь, выгибаю я шею.

Она набирает воздух, чтобы