Пираньи Неаполя - Роберто Савьяно

Оскар был в пижаме, сидел в кресле, как пришибленный. На полу перед ним валялась пустая бутылка из-под шампанского, прихваченная, очевидно, из ресторана. Николас начал разговор, но Оскар смотрел в одну точку и бормотал, что это дело рук Копакабаны из-за отказа проводить свадьбу.

– Это не он, ему на тебя плевать, – сказал Николас. Он говорил медленно, тихо, как говорят с малыми детьми. – Знаешь, сколько у него друзей, они не только все вынесли бы, но и ресторан твой могли бы спалить.

Николас заметил на комоде бутылку, идентичную той, что валялась на полу. Неизвестно, сколько она там простояла, шампанское было теплым, но Николас схватил бутылку и тут же открыл ее. Наполнив бокал, который Оскар держал в руках, он сказал то, что давно хотел сказать:

– Если я найду все твое добро, ты исполнишь три желания. Первое: личный кабинет в моем распоряжении, в любой момент, когда захочу. Второе: скидка пятьдесят процентов на все, что я и мои друзья будем у тебя заказывать. И третье: пошлешь к черту агентство “Пума” – я буду тебя крышевать.

– Ты? – Оскар на мгновение даже протрезвел, выпил одним глотком шампанское и попытался встать, но не смог и снова упал в кресло.

– Не желаю иметь никаких дел с каморрой, в жизни я никакой “крыше” не платил. Думаешь, буду платить вам, соплякам? Так что будь добр, проваливай! – И Оскар запустил в Николаса бокалом, но промазал: бокал угодил в плазменную панель на стене.

На звон разбитого стекла вышла жена Оскара, одетая и причесанная так, будто ждала гостей. Она тоже стала орать, что здесь живут честные люди, что сейчас вызовет карабинеров. “Ерунда”, – подумал Николас, однако решил не форсировать ситуацию, чтобы не спугнуть Оскара. Тот наконец-то выбрался из кресла, стоял перед разбитым телевизором и всхлипывал.

Николасу ничего не стоило собрать информацию про “Пуму”, казалось, все ее знали. Это было охранное агентство, созданное в девяностые на деньги Новой Семьи. А потом умер ее основатель, дружок Лоренцо Нуволетты, одного из самых могущественных боссов каморры в девяностые, и сейчас агентство перешло к сыну, которого крышевал, подумать только, сам Копакабана.

– Ты, Уайт, в курсе, в какое дерьмо вляпался “Новый мараджа”? – спросил Николас главаря банды Капеллони.

Уайт отдыхал в кресле после партии в бильярд. В руках он крутил чашку с опиумом, подчеркивая свое пристрастие к наркотикам для избранных. Ему претило употреблять то, что употребляли другие.

– Ну да, именно, что в дерьмо.

– А слышал, кто им помог?

– Кто?

– Говорят, Копакабана.

– Да ну, – поморщился Уайт. Его передернуло от озноба так, что чашка едва не выпала из рук. Он отхлебнул еще, и тремор прошел.

– Если бы Копакабане что-то понадобилось, он взорвал бы их. Но ему плевать на Позиллипо, ты же знаешь. Кстати, нам там нравилось… Твое-то какое дело? Если тебя подрядили что-то узнать, значит, это хочет выяснить Котяра.

– Никто меня не подрядил. Мне просто обидно, что нас обвиняют, а мы вообще ни при чем… – ввернул Николас. Ему нравилось блефовать и загонять других в угол.

– Правдолюб! – воскликнул Петух. Он играл сейчас вместо Уайта и стоял за бильярдным столом спиной к Николасу. – Мы? Кто это “мы”? Ты мне никто, и я тебе никто.

– Мы, парни из Форчеллы, ни при чем.

– Да ну, понятно, что это цыгане… – Теперь блефовал Уайт, такое ограбление легко можно было повесить на них.

– Это не цыгане, точно, – сказал Николас.

Уайт окинул его взглядом с ног до головы и отпил еще пару глотков. Затем вытащил свой айфон и принялся что-то писать. Николас напрягся. Он смотрел на чехол с изображением пиратского флага и размышлял: может, зря он так? А что, если Уайт пишет своим подельникам? Или просто болтает с девушкой? Ему доставляет удовольствие заставлять человека ждать? Закончив писать сообщение, Уайт поднял голову и уставился на Николаса, глядя ему прямо в глаза. Неизвестно, сколько продолжался бы этот молчаливый поединок, но тут айфон сообщил, что кто-то ответил. Но кто? Подельники? Нет, вряд ли, зачем звать кого-то, если здесь, за спиной Николаса, Петух и прочие готовы сорваться по первому зову шефа? Девушка? А есть ли вообще у него девушка? Уайт задумчиво прочитал сообщение, поставил чашку и сказал:

– Давай так. Хочешь иметь столик в “Новом махарадже”? Идет.

– Нет, подожди…

– Молчи. Ты получишь, что хотел, но крышевать “Нового мараджу” буду я. Максимум, что могу тебе предложить, – зарплату или процент от сделки.

– Я не согласен на зарплату, – не удержался Николас. Партия в бильярд за его спиной на мгновение замерла. Плохой знак. Уайт вскочил на ноги и схватил услужливо протянутый ему бильярдный кий. Прекрасный момент продемонстрировать свою силу.

– Я не согласен на зарплату, – повторил Николас.

– Ублюдок, – сплюнул Уайт. – Ну, ты хватил.

Николас напряг мускулы, приготовившись получить удар кием прямо в живот. Будет, конечно, больно, но, если повезет, не рухнешь сразу на пол, а выиграешь секунду или две, чтобы загасить кого-то, может, самого Уайта. Он представил себе град ударов, представил, как попеременно прикрывает руками наиболее уязвимые места, голову и яйца. Но Уайт бросил кий на пол и опустился в кресло. По телу его прошел очередной озноб. Уайт рассказал кое-что интересное. В день ограбления в Позиллипо дежурили два охранника, которые часто покупали у них кокаин. Это подтвердил и Пинуччо Дикий, который обслуживал точку, и добавил, что те двое рэмбо в смешных рубашках горчичного цвета – его постоянные клиенты. Значит, Уайт знал, что случилось в “Новом марадже”. Но, в отличие от Николаса, никому ничего не говорил.

Два дня Николас не выходил из своей комнаты и ни с кем не разговаривал, даже с братом. На звонки Летиции отвечал односложными сообщениями: “Прости, любимая, заболел. Позвоню”. Еду мать оставляла под дверью. Она пробовала стучать, звала его, говорила, что беспокоится, но Николас отвечал, что плохо себя чувствует, ничего страшного, скоро пройдет. Просил не волноваться и больше не стучать, потому что и так башка раскалывается. Мать отстала, но из головы не шло, что сынок снова, не дай бог, что-то натворил. Странно, что его раздражает стук в дверь, он же все время слушает эту свою музыку, кажется, она выходит из дьявольского чрева.

“We got guns, we got guns. Motherfuckers better, better, better run”[19].

Николас за секунду нашел эту песню, добавил в избранное на Ютубе. Уайт напевал только эту строчку, постоянно. Иногда пел приятным баритоном, и этот голос совсем не вязался с образом опиомана; иногда нашептывал прямо в ухо тому, кто случайно оказался рядом. Напевал ее, увидев Николаса у дома Пинуччо Дикого неподалеку от Позилиппо. Петух тоже был там, они назначили Николасу встречу, чтобы закрыть тему “Нового махараджи”. В небольшой квартире на четвертом этаже дома с облупленными стенами, которые штукатурили в последний раз, наверное, в семидесятые, их ждал Пинуччо. Он позвал двух незадачливых охранников под предлогом продажи им нового товара, боливийской травки марипосы, лучшей в мире. Николас получил инструкции: ждать прихода охранников они с Петухом и Уайтом должны в туалете и по сигналу Пинуччо (“Годный товар, не пожалеете, лучше, чем бабу трахнуть”) выскочить с веревкой, которую им дал Уайт, накинуть петлю на шею гостям и затянуть. Но затянуть не слишком сильно, а так, чтобы у тех потемнело в глазах, а потом ослабить, когда Уайт начнет задавать вопросы. Надеясь на ответ.