Беременна от олигарха - Лана Пиратова

Сука! Это край!

Я быстро иду к ним, хватаю Лею за руку и тяну на себя.

– Пошли! – жёстко говорю я.

Она хотя бы не спорит. Послушно шагает за мной.

– Гром! – слышу я голос Серого.

– Отвали, – машу я ему, не оборачиваясь.

Мы выходим на улицу. В руках Леи все ещё полупустой бокал. Я хватаю его и со всей силы бью об асфальт.

На лице Леи страх. Что же ты не смеёшься?

Подъезжает машина.

Я открываю дверь, не дождавшись пока водитель выйдет, заталкиваю Лею на заднее сиденье. Сам сажусь рядом.

– На парковку! – командую водителю.

Во мне все кипит. Если бы сейчас передо мной была боксёрская груша, то я, наверное разбил бы руки в кровь.

Я просто взбешен. Стараюсь не смотреть на Лею. Боюсь не сдержаться.

Машина останавливается на парковке, едва освещаемой фонарями.

– Выйди, – говорю я водителю.

Как только он покидает автомобиль, я блокирую двери и бросаю испепеляющий взгляд на Лею.

Она испуганно смотрит на меня. Дышит часто. И пытается отодвинуться от меня подальше. Догадывается, что сейчас будет.

Но я хватаю ее за щиколотку и резко дёргаю. Так, что она теперь почти лежит на сиденье.

– Ты играешь? Или на самом деле блядь? Такая же, как все бабы?

Я нависаю над ней и чувствую, как ее страх возбуждает меня.

Что бы она сейчас не ответила и не сделала, результат будет один.

Для благотворительного приема я выбрала длинное белое платье. Оно не полностью прикрывало тело, но при этом не выглядело вызывающим. Скорее романтичным, лёгким. В нём я нравилась себе в зеркале и долго смотрела, откидывала волосы, скручивала их в пучок, поднимала в хвост. Да, платье как раз такое, как надо.

Потом приехал мастер из салона, накрасил и причесал меня.

И тогда, когда я подошла к зеркалу уже в полной готовности, долго не могла отвести взгляд от самой себя. Мне очень понравилось. А вот Громову, похоже, нет. За весь вечер на приёме он не проронил ни слова. Ходил мрачный, недовольный. Грозно зыркал на меня, как будто я сделала что-то не так. Но что именно, оставалось только догадываться. Очень придирчивый он человек, постоянно чем-то недоволен.

Если так сильно не понравилось, оставил бы меня дома. Я же не рвалась на этот прием. Сам потянул, сам разрешил платье выбрать, а теперь смотрит как зверь, желающий растерзать.

Наверное, ему было стыдно за меня. Тем лучше, утешала я себя. Может, быстрее отстанет. И выгонит.

Никто ещё так не проезжался по моей самооценке. Громов давил меня, просто давил. Не знаю хорошо это или плохо. Иногда кажется, хорошо что хоть кто-то начал просто так заботиться обо мне, но когда он вот так смотрит, кажется что всё плохо.

Поэтому, когда знакомый Громова подошёл и сделал комплимент, я искренне обрадовалась. Илья, как представился мужчина, оказался весёлым и остроумным. Рассказал несколько  смешных историй, от которых я просто чуть не катилась со смеху. Приятный, воспитанный, вежливый. Рядом с ним я почти расслабилась.

Но тут появился Громов. И я снова напряглась.

Вид у него пугающий. Грозно сведены брови, в глазах недобрый огонь, ноздри раздувались как у разъяренного быка.

Этот человек, похоже, никогда не бывает добрым.

– Пошли! – рявкнул он и схватил меня за руку.

Опять что-то не так. Я старалась, смотрела под ноги, пока он тащил меня к выходу – боялась упасть. Инстинктивно прижала руку с бокалом к животу. Почувствовала, как во мне как будто что-то сжалось.

Страх. Мой ребенок тоже испытывал страх. Я ненавидела за это Громова.

А когда он со всей дури швырнул бокал об асфальт, я в испуге даже подпрыгнула и хотела отскочить, но Громов только крепче сжал мою руку.

Потом потащил, запихнул меня в машину и она тронулась с места. Ехали недолго. Остановились на какой-то стоянке. Глухомань полная. Я пугливо осматривалась и пока ещё не понимала, что происходит.

Громов приказал водителю выйти из машины. Тот послушался. И теперь я с разъяренным вулканом наедине. От одного взгляда на него становилось страшно.

Я прижалась к двери. Прекрасно слышала, как он одним нажатием заблокировал все двери, но глупая надежда, что вот сейчас я дерну ручку и дверь откроется, ещё теплилась.

Громов хищно улыбнулся одним уголком губ, схватил меня за ногу и дёрнул на себя. Теперь я уже почти лежала на сидении. А он не давая возможности приподняться, навис надо мной.

– Ты играешь? Или на самом деле блядь? Такая же как все бабы? – зло процедил он сквозь зубы.

Я тряхнула головой, прогоняя от себя страх, пытаясь вернуть потерявшуюся где-то уверенность. Да кто он такой?

– Такая же как все! – выкрикнула я ему в лицо. – Дай мне уйти!

И тут его ладонь легла на мою шею и стиснула ее. Вроде, и не сильно, но дышать стало тяжелее.

Я услышала лязг бляшки ремня.

Нет! Я не хочу!

Я попыталась оттолкнуть Громова. Била в грудь. Но он не обращал никакого внимания на мои слабые, не причиняющие никакого вреда, удары.

Пока одна его рука сжимала мою шею, вторая – шарила по телу, ловко одним коротким движением задрала подол платья.

Рывком Громов разорвал мои трусики.

– Нет! – хрипела я, так как кричать уже не было сил. – Не надо. Пожалуйста. Я не хочу.

Я пыталась смотреть ему в глаза. Пыталась найти в них что-то, что заставит его остановиться.

Но все бесполезно.

Он не слышал меня. Я почувствовала его член у себя между ног. Все внутри меня сжалось. Я заерзала под ним, все ещё не оставляя надежду помешать. Но тогда он сильнее сжал шею и, пальцами прошелся по промежности нашел вход и яростным рывком загнал в меня свой раскаленный член.

Резкая боль пронзила меня. Как тогда, в самый первый раз.

Я вскрикнула. Громов перевел руку с шеи на мой рот и начал бить бедрами. C неистовой силой он вколачивал в меня свой член. Повернул мое лицо на бок, прижал его пальцами, чтобы не встречаться со мной взглядом. Чтобы не видеть моих испуганных глаз. Слезы катились по вискам, смачивали волосы и падали на обшивку сиденья.

Я молчала, прикусив губу, лишь изредка содрогаясь под толчками тела Громова.

В этот момент я думала только о том, чтобы этот зверь своим ненасытным членом не причинил вреда моему ребенку.

Эта сексуальная пытка продолжалась долго. Слишком долго.

Громова как будто заводила моя беспомощность. То, что я совершенно ничего не могу сделать, как-то противостоять его бесконечным желаниям.