Гибель Высоцкого. Правда и домыслы - Борис Кудрявов

Вот что пишет Владимир Новиков: «Есть такая наука. Это одна из молодых отраслей филологии, новый раздел гуманитарного знания. И весьма обширный. Число книг о Высоцком перевалило за сотню, количество статей необозримо. И все это возникло „естественным путем“, в основе — личная инициатива, живая увлеченность множества исследователей, разных по взглядам и эстетическим пристрастиям. Год от года массив высоцковедения растет, фронт работ расширяется. Пришла пора синтеза, обобщения».

Интересно? А что обобщать-то? Да еще и синтезировать… Компилированные псевдобиографические опусы? Хотя вот в качестве оговорки автор документально-художественного «рОмана» пишет: «Высоцковедение — открытый дом. Как и мир Высоцкого». Как бы приглашая: заходи, кто хочет! Но заходят туда почему-то крайне редко и мало кто.

Складывается впечатление, что господин Новиков, мягко говоря, лукавит. Или просто не в теме.

Вот определение ФИЛОЛОГИИ:

Филология (от др. — греч. φιλολογία, «любовь к слову») — совокупность наук, изучающих культуру народа, выраженную в языке и литературном творчестве.

И при чем здесь высосанное из пальца словечко «высоцковедение», убейте, не пойму. «Новый раздел гуманитарного знания»? «Массив высоцковедения»? «Фронт работ»? Что-то как-то не в дугу… Видимо, к «высоцковедческим изысканиям» академик Академии русской современной словесности, доктор филологических наук относит прежде всего свой рОман с языком… И что же там, извините, «высоцковедческого»? Название? Все остальное можно смело отнести к умелому (а иногда и не очень) компилированию давно известных фактов из биографии Высоцкого.

А вот Виктор Василич Бакин более выдержан и даже в какой-то степени приземлен (в самом хорошем смысле этого слова):

«Вначале высоцковедение было любительским. Труды, посвященные творчеству Высоцкого, создавали люди, не имеющие ничего общего ни с литературой, ни с музейной, ни с научной деятельностью. Это были врачи, инженеры, военнослужащие, шахтеры, шоферы, моряки… Естественно, их работы были иногда наивны и просты, естественно, им не хватало профессионализма. Но благодаря именно им в конце восьмидесятых, когда высоцковедение шагнуло наконец-то в просторные университетские аудитории и музеи, профессионалы смогли начать свои исследования не с нуля. Их ждали готовые библиографии, рецензии, каталоги, дискографии, фильмографии, социологические исследования и даже философские трактаты.

К 2000-му году произошло окончательное становление высоцковедения как науки.

Все чаще и чаще творчество Высоцкого рассматривается как часть мировой культуры. Высоцкий вошел в анналы истории русской литературы, его стихи стали разделом школьной программы. Наряду с Блоком, Есениным, Маяковским, Пастернаком творчество Высоцкого изучается в школах и на филологических факультетах вузов».

Трезвый взгляд

На мой субъективный взгляд, писатели из сегодняшнего времени, высказывающиеся о Высоцком, особенно Дмитрий Быков и Захар Прилепин, возможно, выражают суть отношения к нему в обществе. Реальное, трезвое, хотя и кажущееся парадоксальным, отношение. Именно такой незамутненный взгляд, возможно, и может отгородить Высоцкого от банального кликушества. Хотя этого «добра» (кликушества) становится с годами все меньше и меньше. Отношение пишущих остроумцев, порой цинично размышляющих о сегодняшнем настоящем, кое-что понимающих в советском прошлом и глядящих в будущее вовсе не очарованными очами. Все, о чем они говорят, конечно же, идет вразрез с мнением о Высоцком людей его поколения. Ушедшего поколения.

«Высоцкого, думаю, любят в России за то, что он представляет нации ее идеальный образ: мы любим не только тех, с кем нам нравится разговаривать, или спать, или появляться на людях, а тех, с кем нравимся себе. Россия любит не столько Высоцкого — было бы наивно ожидать от массового слушателя-читателя такой продвинутости, — сколько свои черты, воплощенные в нем.

Судя по сегодняшнему почти тотальному отвращению, охватившему нас, мы как никогда близки к тому превращению, которое сделало из Высоцкого, пусть в немногих и не самых знаменитых образцах, национального гения», — это Быков.

«Ну, трудно не любить Высоцкого — это уже составляющая генетического кода русского человека. Впрочем, я совершенно искренне убежден, что Высоцкий, конечно, никакой не великий поэт — и сам он это очень хорошо понимал. Помню, в конце 80-х был страшный скандал: Станислав Куняев тогда выступил в печати против Высоцкого. Знаете, я и тогда был на стороне Куняева, и сейчас. Он ведь не с Высоцким боролся — он боролся с пошлостью. Малоумное, безоглядное почитание и возвеличивание Высоцкого-поэта привело — в числе прочего — к тому, что у нас сейчас на поэтических полках в магазинах продается какая-нибудь джигурда, а прекрасные поэты годами не могут издать своих книг… Да их и не читает никто. Люди вместо поэзии с куда большим удовольствием потребляют „надрыв“ и прочее „актерство“. Высоцкий… он гениальная личность, гениальный человек, он огромный, он очень честный, очень родной многим. Но давайте не будем величиной личности подменять наличие или отсутствие высокого поэтического мастерства. У Высоцкого собственно поэтический дар очень умеренный, но он его „накрутил“ за счет своей жуткой и страшной биографии, за счет громокипящей энергии своей», — это Прилепин.

Высокопарное ерничанье Быкова, по сути, честно-циничное его отношение к народу вообще и к Высоцкому в частности. При этом как бы исподволь вырвалось и признание: Высоцкий — НАЦИОНАЛЬНЫЙ ГЕНИЙ. Такое высказывание из уст Быкова дорогого стоит. Правда, подтекст у этого откровения примерно таков: каков, мол, народ, таков и гений. Или наоборот. Что для Быкова практически одно и то же.

Хотя надо отдать этому писателю должное — он один из немногих, кто действительно любит, ценит и понимает Высоцкого и его значение для народа. Для того народа, который жил в стране под названием Советский Союз. При всей своей эклектичной навороченности Быков доказывает это конкретикой:

«Высоцкий был героем и главной приметой этой большой, многоступенчатой и многослойной страны, и не всем ее слоям он был доступен. Не нужно думать, что его все любили. Многие — в особенности почвенники во главе со Станиславом Куняевым, прямо и открыто на него клеветавшим, — его ненавидели: не за еврейство, конечно (оно вообще обычно псевдоним вещей куда более глубоких), а именно за сложность. И то, что главным кумиром страны был настолько неоднозначный и внутренне богатый персонаж, говорит об этой стране куда больше любой социологии, любой статистики и всех (всегда скорректированных) личных воспоминаний».

Подобных определений-выводов у «биографов» вы не найдете. Жила слаба. Чтоб сложить такие слова в упругую материю текста, нужен талант. И как минимум — честность!

Не удержусь, приведу еще одно высказывание Быкова. Потому что оно показывает Высоцкого таким, что ни у каких самых распрекрасных «биографов» узнать невозможно:

«Высоцкий совершенно не умел жить (да и пить, собственно, не умел) — он был профессионалом в другой области. Да и не очень нужны ему были люди, скажем честно: одиночества не переносил, общества — тем более».