Киммерийский закат - Богдан Сушинский

Но в отличие от Лехи майор Курбанов не спешил презирать и ненавидеть коммунистов. Он понимал: огромную страну, эту лоскутную империю, надо было каким-то образом сохранить. А сохранить ее можно было, разве что наведя железный порядок, на что способны были только коммунисты, с их «передовым отрядом партии» — кагэбэ. При поддержке, ясное дело, армии.

Как человек военный, он конечно же надеялся, что когда-нибудь в этой стране действительно наведут порядок. Но с такой же страстью желал, чтобы при этом обошлось без очередного «кремлевского мечтателя», а тем более — без излишнего выпендрежа кагэбистов. «Вот только без “выпендрежа кагэбистов” ни порядок в этой стране, ни сама эта страна — невозможны!» — мрачно заключил Виктор, решив, однако, что предаваться мрачным мыслям, пребывая в таких апартаментах, — в сути своей преступно. Уже хотя бы по отношению к себе.

Выполняя спецзадания за рубежом, ему приходилось сутками лежать в болотах, кормя комаров, мошку и прочую тварь; ютиться в каких-то зловонных подвалах и пристройках; с минуты на минуту ожидая удара ножом в спину, выступать в роли провокатора на сборищах оппозиции…

Он, майор Курбанов, слишком много рисковал собой ради престижа этой империи, чтобы так просто взять и отречься от нее. Но в то же время он действительно слишком много рисковал собой, чтобы впредь оставаться до конца преданным ей. Что-то следовало менять в этом застойнике, что-то нужно было основательно менять. но в любом случае он имел право хотя бы эти две недели пожить комфортно, по-человечески.

Вскрыв пакет, Курбанов обнаружил довольно внушительную, — по представлениям человека, всю жизнь прожившего на скромную зарплату советского офицера, — сумму денег, пистолет, очевидно, нигде не засвеченный, и три обоймы патронов.

«На этом этапе все ясно: деньги, пистолет, патроны. Орудие труда профессионала и достойная этого профессионала плата. Роптать не на кого и не на что. Вопрос: что дальше? Каким образом придется окупать расходы?»

Как бы там ни было, у него появилось несколько дней, которые он мог провести с широтой бездельничающего аристократа. Приняв душ, он затем улегся в ванну и с полчаса блаженственно отдыхал: пофыркивая, отмокая, словно надеялся отмыться от всего того, от чего на самом деле отмыться уже не дано.

«Стиль жизни — “блаженствующий аристократ”, маз-зурка при свечах! И что важно — моим убеждениям это никогда не претило».

Если завтрак и нельзя было назвать королевским, то лишь потому, что не хватало слуг в ливреях; и что первых, вторых и последующих блюд не подавали, а бутерброды и прочие холостяцкие эрзацы приходилось сотворять самому. Зато в двух больших холодильниках всего хватало. Те, кто устраивал ему этот курорт, позаботились основательно. Другое дело, надолго ли должно было хватить их щедрот. Неужели действительно на две недели?

Виктор имел все основания опасаться, что покончит с продовольственными запасами в течение ближайших двух дней. Что тогда? Даст бог день — даст и пищу? Тем не менее… Хотел бы он знать, кто расщедрился на весь этот провиант. Кто оплачивает этот его «Лазурный берег» в нескольких километрах от Приморска? Не Главное управление разведки, конечно же. И не демократы. Но тогда остается партия, с её финансовым и кадровым могуществом. Уж не Истомин ли со своими парнями? Эти способны устроить «канары» и «багамы» даже в ста километрах севернее Воркуты.

Плотно позавтракав, майор позволил себе еще полстакана «Кагора» и, старательно убрав после себя, заглянул в платяной шкаф. «Ну-ка, что тут у нас? Ага, синий клубный пиджак в паре с белыми брюками. Презентабельно! Белые джинсы, подпоясанные модным, с бесчисленным множеством наклепок, ремнем; адидасовский спортивный костюм, к которому… оказалась прикрепленной записка. «Все это поступает в Вашу личную собственность, сир, — уведомил его уже знакомый женский бисер. — Подчеркиваю: в личную! Как и халат, что в ванной».

«А ведь сумела предположить, что не решусь облачиться в него, считая, что у халата уже имеется хозяин, — похвалил неизвестную наставницу майор. — Наверняка знает, что имеет дело с рейнджером, который, скитаясь по средним и дальним Азиям, успел основательно одичать, — вспомнил Курбанов, что весь завтрак свой провел, сидя за столом в одних только трусах. — Интересно, явится ли мне эта фея в реальной жизни или так и останется в моих снах, грезах и в таких вот записках?»

В фантазиях его вдруг возродилась брюнетка из элект­рички. Как было бы прекрасно, если бы этой самой феей оказалась она! Но это уж слишком. Даже для сказки о везучем рейнджере.

— Товарищ Веденин, — неожиданно возник в дверях генсек-президент, будучи уверенным, что помощник где-то здесь, рядом, в коридоре. — Немедленно свяжите меня с Лукашовым и Корягиным.

— Вам пока лучше побыть здесь, в своем кабинете, господин Президент, — внушительно проговорил генерал госбезопасности Цеханов, преграждая ему путь. И Русаков заметил, что кагэбешник употребил это, с трудом приживающееся в стране, обращение «господин». — Хотя бы какое-то время.

Пока приехавшие с Цехановым офицеры занимались выведением из строя президентской спецсвязи, сам генерал зашел в подвальную, бункерную комнатку, в коей маялся от безделья полковник госбезопасности. Тот самый, что отвечал за особый «ядерный кейс» Президента, в котором находилась специальная аппаратура по постановке на боевой взвод всего имеющегося в стране ядерного оружия. Здесь же хранилась и строго засекреченная программа шифровальных команд, которые — по воле Президента и Верховного главнокомандующего Вооруженными силами, только по его воле, — могли поступать на командные пункты ракетных частей стратегического назначения и находящихся на боевом дежурстве ядерных подводных лодок.

Увидев генерала и еще двух неизвестных ему офицеров, полковник конвульсивно ухватился за ручку президентского кейса, но, парализовав его презрительно-убийственным взглядом, генерал госбезопасности перехватил чемоданчик за кончик ручки и внушающе проговорил:

— Отдай… его, майор.

— Кто вы и по какому праву? Где охрана?

— Здесь она вся, капитан, здесь, — объяснил ему генерал-лейтенант, еще раз понизив хранителя «ядерного кейса» в звании.

Полковник госбезопасности обязан был погибнуть, но не отдать этот злосчастный чемоданчик никому, кроме Президента. Инструкция, по которой он должен был действовать, не допускала здесь никаких излишних толкований: защищать всеми доступными средствами и до последней возможности. Погибнуть, но не отдать!

Однако погибать ни за кейс, ни за самого Президента полковник госбезопасности Зырянов не желал. Тем более что кейс изымал у него сам начальник Управления охраны КГБ.

— А теперь свободен, сержант! — рявкнул Цеханов, вырывая наконец из рук полковника кейс. И полковник вздрогнул так, словно вместе с чемоданчиком рванули погоны с его плеч. — Тебе сказано: «свободен», ефрейтор!

— Так что будем делать? — спросил Дробин, остановившись вместе с «отпетым идеологом» и Вальяжниным у машин, которые их ожидали.