Космопроходцы - Василий Головачев

Панорама странного ландшафта развернулась под ними живописнейшей из картин, когда-либо виденных Иваном на других планетах. Ещё сверху, с высоты в несколько километров, они любовались тянувшимися параллельно друг другу на добрую сотню километров бороздами, но вблизи пейзаж оказался ещё более впечатляющим. Ощущение было такое, будто местность в этом районе кто-то равнял гигантскими граблями. Цвет гребней, разделявших долины-каньоны, был преимущественно серым, с белыми и чёрными вкраплениями, а сами долины поросли зелёно-седыми лишайниками причудливых форм, и глаз невольно искал сосредоточия искусственного происхождения, осмысленные с точки зрения человека, но не находил.

Сила тяжести в районе посадки катера была процентов на двадцать ниже земной, и бродить по твёрдым кристаллическим плитам было легко. Хотелось откинуть шлем и вдохнуть воздух полной грудью. Однако дышать местным воздухом было всё-таки нельзя, несмотря на приличный процент кислорода в атмосфере планеты, и приходилось довольствоваться лишь мечтой о приятном отдыхе на толкиновской природе.

Небо цвета тусклого золота с поверхности планеты, – опять-таки в данном районе «бублика», поскольку углы зрения на планете-торе разительно отличались в соответствии с местонахождением наблюдателя на внешней его стороне и на внутренней, – казалось низким и плотным, как слой фольги. У Ивана даже мелькнула мысль, видны ли звёзды по ночам с равнин Толкина? А так как выбранное для изучения и установки лагеря плато планеты располагалось ближе к внутренней поверхности «бублика», так сказать, к его дырке, то светило заглядывало сюда реже, всего на один час за четырёхчасовые сутки, отчего скорость воздушных потоков, несущих пыль, была здесь поменьше. Для капитана Бугрова именно это обстоятельство стало решающим при выборе района расположения лагеря.

Зато отсюда хорошо была видна почти вся внутренняя сторона «бублика» планеты, что служило дополнительным фактором для любителей созерцания космических красот, особенно для женщин. Иван заметил, что Фьоретта больше смотрит в небо над «полярным» горизонтом, чем по сторонам.

Он невольно поднял голову, окидывая взглядом ограниченный кольцом планеты небосвод.

Картина действительно завораживала!

Несмотря на размытость краёв «бублика» слоем атмосферы, ощущение нависшей над головой прозрачной с одной стороны, с другой – плотной массивной арки пугало и восхищало одновременно. Если долго смотреть на эту странную, идеально изогнутую арку в небе, начинало казаться, что она клонится и вот-вот рухнет на плато и на голову наблюдателя! Хотя логика подсказывала, что это не произойдёт никогда. И всё же что-то было не просто захватывающее воображение в этой небесной конструкции. Что-то ещё заставляло раз за разом оглядывать «космос» и искать несоответствие – не геометрии «арки» или её масштабу, но внутреннему ощущению прекрасного. Что-то в панораме неба Толкина было лишним.

Иван напряг зрение: показалось, что внутреннюю дыру планеты-«бублика» пронизывает прозрачная, почти невидимая «струна». Мотнул головой – «струна» исчезла… и появилась вновь, после того как он отвёл взгляд. Проделав так несколько раз, он убедился в своей правоте и решил обратить на этот феномен внимание спутницы.

Однако сначала его отвлёк Филипп, осведомившись, когда наконец разведка соизволит дать разрешение на посадку второму «голему». Иван естественно разрешил, и катер с группой экспертов сел рядом. Потом начался закат Свечи, сопровождаемый чудесными эффектами цветовых трансформаций, не уступающих по красоте земным полярным сияниям, и мысль о «струне» исчезла.

Так как Толкин имел баранкообразную форму, атмосфера обвивала планету не как сферическое тело – общим пузырём, а стокилометровым слоем, распределённым вдоль всей «трубы» «бублика». Поэтому лучи светила пронизывали его дважды: сначала слой верхней части «бублика», затем слой нижней, отчего сама центральная звезда системы с поверхности «бублика» в районе полюсной дыры превращалась в расплывчатое пятно, окружённое более яркими перьями гало. И это было исключительно красиво! Но ещё более захватывающим было зрелище заката, когда Свеча уходила за горизонт, и шесть его перистых обручей гасли один за другим, изменяя цветовую гамму бесшумного небесного фейерверка от изумрудного до вишнёвого цвета, пламенеющего огненным в местах пересечений всех световых перьев.

Досмотрев закат, длившийся всего несколько минут, Иван помог экспертам выгрузить зародыш «Трилистника» вместе с 3D-принтером, пообщался с Филиппом, наконец-то почувствовавшим себя при деле, и предложил Фьоретте сделать рекогносцировку местности.

Девушка согласилась. Делать ей на поверхности планеты в общем-то было нечего. Ивану даже стало любопытно, как ей удалось уговорить капитана покинуть борт корабля. Возможно, не последнюю роль в этом сыграла позиция Шустова, объявившего Толкин «чудом природы», не опасным для исследователей. Из его речи выходило, что «Дерзкому» ничто в окрестностях Свечи не угрожает.

Катер взвился в быстро «твердеющее» небо планеты. И снова Ивану почудилось, что в полярной дыре «бублика» торчит призрачная заноза, словно некая ось, вокруг которой и вращался тор.

– Фьори, у меня что-то с глазами, – сказал он, останавливая катер на двухкилометровой высоте над бороздами-каньонами, уходящими к болотам полюса.

– Подсоединись к эскулапу! – встревожилась Месси, имея в виду корабельный медицинский кванк-диагност. Все они были во время полёта подсоединены к системе охраны здоровья через сеть датчиков.

– Да нет, я в другом смысле, – виновато сморщился Ломакин. – Мне почему-то кажется, что в дыре «бублика» торчит какая-то прозрачная иголка.

Фьоретта вывела на экран обзора горловину «бублика».

Светило уже спряталось за верхнюю часть обруча, и дыра «бублика» казалась мрачной воронкой без дна.

– Ничего не вижу.

– В том-то всё и дело, что когда я смотрю прямо – тоже ничего не вижу, да и атмосфера мешает, но стоит глянуть туда же периферийным зрением, уголком глаза, так сказать, и проявляется прозрачная спица. Причуды зрения? Или у меня какая-нибудь скрытая катаракта?

– Катаракту у тебя выявили бы ещё на базе при освидетельствовании, – задумчиво проговорила Фьоретта. – Это что-то другое. Подними-ка машину повыше.

Катер стремительно вонзился в небо на десять километров.

– Ещё выше, за пределы атмосферы.

Иван вывел «голем» в космос. Щеку мазнули лучи вынырнувшего из-за горба «бублика» светила.

– Замри!

Катер застыл на месте.

Фьоретта поэкспериментировала сама с собой, то отворачиваясь от прямого созерцания полярной дыры, то глядя на неё в упор, то приближая изображение дырки от «бублика», то удаляя. Хмыкнула, посмотрела на пилота с интересом.

– Что? – не выдержал он.

– Надо доложить капитану.

– Ты тоже увидела?

– На грани восприятия, зрение тут ни при чём. Не «струна» или «ось», как ты говоришь, а скорее какая-то непонятная размытость. Удивительно, что эксперты её не заметили.