Игра в гейшу. Peek-a-boo - Яна Лапутина

– Е...тесь, суки! У-убью...

И так до середины первого этажа, где Егора Яковлевича наконец-то скрутили охранники «фермы» и, заломив ему руки за спину «уточкой», приставили к стенке, пока медсестра не вколола ему прямо сквозь ткань брюк успокоительное.

Он вздрогнул, с минуту еще поматерился, а затем как-то безвольно, мешком опал на колени и зарыдал. Ребята-охранники отпустили его руки и, подхватив, отнесли в терапевтический кабинет.

«Ферма», как никогда, возбужденно зажужжала. Нонсенс шокировал всех. Но не самим фактом брутального коитуса. Нет. Пускай и вульгарно-случайного. Воинствовал, как всегда, наиболее информированный розовый Juicy Couture:

– Это же просто абстракция! Ну как, как можно при этом не закрываться на ключ? Да, конечно, всякое бывает, но выставлять интим напоказ, да еще собственному мужу, как говорит мой сын – армагедец! Ну вы только сами подумайте, муж с розами, так сказать на крылышках, а тут такая камасутра...

Все это ладно, так сказать, чего не бывает, если бы концовка, финал данного происшествия оказался не таким, каким он вышел. Вот такого на «ферме» никто не ожидал. Да и не мог ожидать.

Где-то часа через два, выспавшись на диване у терапевта, Егор Яковлевич открыл глаза и очень вежливо попросил разрешения принять душ, затем у стилиста привел свою внешность в полный порядок. После этого он вынул мобильный и кратко приказал:

– Срочно сто роз, самых-самых. Сюда, на «ферму». В десятый номер. Перед внесением позвонить. На все – тридцать минут. Время пошло.

Захлопнув мобильный, Егор Яковлевич поинтересовался:

– У вас, простите, чистого конверта не найдется?

– Пожалуйста.

Подойдя к окну, Егор Яковлевич, не считая, на ощупь, вытащил из кармана солидную, тысяч в десять, долю и вложил ее в конверт:

– Пожалуйста, когда я уеду, вручите это длинному и рыжему, которого я... И пусть он исчезнет отсюда сегодня же, я проверю.

А еще часа через три Земфира Андреевна и Егор Яковлевич, явно удовлетворенные друг другом, дружно, под ручку, во всем блеске, спустились в бар, где заказали по бокалу шампанского.

Я была в баре с девчонками и, приглядевшись к Егору Яковлевичу, вспомнила его. Он был рядом с Димой на одном благотворительном ужине. Дима представил мне его как очень хорошего делового партнера.

– Девочки, – сказала я, – я на минуточку.

– Добрый вечер, – склонила я голову. – Если не путаю, вы... Егор Яковлевич? Нас познакомил на какой-то вечеринке Дмитрий Стоянов.

– Да-да, конечно. – Он стек с высокого стульчика и галантно поцеловал мне руку. – Я вчера ужинал с Дмитрием Сергеевичем в «Павильоне» на Большом Патриаршем. По-моему, он в полном порядке. Он был не один. С обворожительной женщиной. Представил ее мне как невесту.

– Очередную, – хмыкнула Земфира Андреевна.

– А нам до этого, дорогая... – изобразил улыбку Егор Яковлевич.

– ...как до лампочки.

– Всего вам хорошего, – сказала я. – Простите за беспокойство.

Я вернулась к подругам.

– Ты что это? – спросила Машка. – Вы знакомы?

– Чуть-чуть.

Услышанное от Егора Яковлевича, если честно, больно куснуло. Вспомнились прочитанные у кого-то слова: отнять веру в красоту любви... страшное преступление.

Я вспомнила, как мы сидели с Димой в Форте Дей Марми, в только что открывшемся Grand Hotel Imperiale, на котором значилось не просто пять звезд, а пять с плюсом. Дима задумчиво крутил в руках бутылку:

– Супертосканское. Сассикай. Его пьют за взаимное доверие. А ты, мне так кажется, почему-то не веришь мне? – Он стал медленно разливать вино. – Почему?

– Потому что меня предавали. Мне трудно верить людям. У тебя хороший вкус, Дима, – попыталась перевести тему я и поставила бокал на стол. – Потрясающее вино.

– Я знаю, – сказал Дима и посмотрел на меня очень внимательно. – А ты все-таки поверь мне. Я не предам. Не бойся. Я – другой. За тебя.

– За тебя, – сказала я и отпила глоток удивительно вкусного вина.

Тогда я поверила, поверила, пове... до последовавшего через несколько месяцев финального разговора на Гарде. Сколько раз я прокручивала этот чертов разговор в голове? Не сосчитать... Пленка ведь была закольцована, и память кружила, кружила, кружи... И было обидно и больно понимать, что я страшно жалею об этой своей добровольной капитуляции, что она стала самой тяжелой, пока, в моей жизни.

– Ку-ку, ты где? Ау! – подтолкнула меня Машка. – Вот я насмотрелась на все на это и мне захотелось прочитать вам стихи.

– Чьи? – спросила слегка подкосевшая Танька. Она только что одолела третью текилу.

– Баратынского.

– А-а... – уважительно протянула Танька. – Это мой самый любимый поэт.

Мы с Иркой рассмеялись.

– Читай, Машенька.

Наслаждайте: все проходит!

То благой, то строгой к нам

Своенравно рок приводит

Нас к утехам и бедам.

Чужд он долгого пристрастья:

Вы, чья жизнь полна красы, —

Машка показала на нас пальцем:

На лету ловите счастья

Ненадежные часы.

Не ропщите: все проходит

И ко счастью иногда

Неожиданно приводит

Нас суровая беда.

И веселью, и печали

На изменчивой земле

Боги праведные дали

Одинакие крыле.

Пока Машка произносила все эти необъяснимо точно совпадающие с нашим настроением слова, я успела вспомнить, как маялась тогда, после Гарды. Судорожное расставание с Димой тянулось весь август. Непонятные и пустые переговоры по телефону, моя невысказанная тоска и его лживо-обнадеживающие обещания, нежные обращения, все это заставляло меня с какой-то болезненной ожесточенностью придумывать себе на каждый день кучу ненужных и глупых занятий, единственным предназначением которых было дотянуть до летних сумерек, пророчивших начало нового дня, в котором я все еще надеялась найти Диму. В один из таких пустых и терпких на вкус вечеров ко мне заехала Машка. Леша улетел в очередную командировку, и она, такая же брошенная, но все же в меньшей степени, чем я, не знала, чем себя занять. Мы записались на сеанс педикюра в Nail Room.

– Привет. Не мог раньше позвонить, переговоры.

– Привет, родной, – пыталась я подавить волну радости в голосе, которая стала раскатываться по мне, еще когда я увидела его имя, высветившееся на экране подаренного им Vertu.

– Что делаешь?

– Педикюр. С подругой. – Он никогда, ни разу не видел ни одну из моих девочек.

– Так поздно? Я соскучился.

– Я тоже.

– Приеду – позвоню. Целую.