Судьба вампира - Дэннис Крик

Виктор долго бродил между памятниками и крестами, читая надписи на надгробных камнях и вглядываясь в фотографии, так плохо различимые в наступающей темноте, пока, наконец, не нашел то, что искал.

Одна из аллей привела его в небольшой каменистый сад на краю кладбища. Пройдя между плакучих ив, склонивших свои ветви до земли, он остановился у самой дальней могилы, огороженной частоколом из гранитных столбиков с решетчатой калиткой.

В центре нее высилось полукруглое надгробие – черный камень, высеченный из цельного куска гранита, с крестом. На камне он увидел фотографию знакомой ему девушки.

Совсем юное лицо. Ниспадающие на плечи светлые волосы, губы чуть подернутые случайной улыбкой, большие синие глаза.

Последней записью, венчающей ее жизненный путь, была дата смерти. Двухмесячной давности.

Анна Фабиански

02.08.1992 – 15.08.2010

Внемли мне, Бог, Твоей рабыне и вечной послушнице слова Твоего…

Колючий холодок пробежал по спине писателя. От осознания того, что на момент смерти Анне было всего восемнадцать лет, сердце его сжалось. Он вспомнил, что выглядела она достаточно взрослой для своего возраста. И вряд ли бы он принял ее за девушку-подростка. Может, виной тому был ее яркий макияж, делающий ее в общем-то невинный образ нарочито вульгарным. Влечение, которое он испытывал к ней, теперь казалось ему преступлением и, стараясь искоренить даже мысли о нем, он гнал прочь образ молодой блондинки.

Подпитывая сие изгнание ненавистью, которая априори должна была поселиться в его душе после злосчастной аварии, Виктор почему-то не чувствовал к ней и части того злорадства, которое испытывать обязан был. Нет, он не оправдывал это наличием в своем характере множества положительных черт, в том числе отсутствия злопамятства и жажды мести. Он знал свою натуру слишком хорошо, чтобы причислять себя к добрякам, тем, кто готов подставить после удара и вторую щеку. Но и мстительным себя также не считал.

– Интересуетесь смертью Анны?

От неожиданности Виктор вздрогнул. Калитка взвизгнула, и на территории могилы появился незнакомец.

Это был низкорослый пожилой мужчина, одетый в потрепанную кожаную куртку и рабочие штаны. Прихрамывая, он опирался на ореховую трость с железным набалдашником. Писателю сразу бросилось в глаза, что подбородок его настолько вытянут, а лысая макушка уродливо выступает вверх, что, казалось, вместе они составляют этакую пару из стрелок детских часов. При всем благозвучии негромкого голоса, внешность этого неуклюжего человека была отталкивающей.

– Многие в городе скорбят по ней. Подходят, спрашивают, от чего она умерла, – незнакомец говорил размеренно, четко проговаривая каждое слово, будто общался со слабослышащим, при этом взгляд его не сходил с писателя.

– Людям свойственно любопытство. И в этом нет ничего предосудительного, – он блеснул кривой улыбкой – оскалом острых, потемневших зубов.

– И как же она умерла?

– Ее тело нашли в чаще леса в Парке Солнечного Света. Еще солнце не успело взойти, а вороны уже слетелись на пиршество.

– Что же случилось с ней? – как ни пытался Виктор скрыть волнение, голос его дрожал.

– Говорят, это синдром синкопе, – незнакомец пожал плечами.

– ?

– Неожиданная потеря сознания, и последующая за ней остановка сердца.

Виктор почувствовал озноб. Похолодало не снаружи, а внутри.

– Странно, в таком возрасте… и остановка сердца.

– Говорили, что она и раньше страдала частыми немотивированными обмороками. Сердце у нее было больное. Что ж теперь попишешь… – Все равно странно.

– Не спорю, странно, конечно, – согласился незнакомец и протянул Виктору руку. – Меня зовут Холумбек, – попытка снова улыбнуться закончилась уже знакомым писателю оскалом. – Я сторож этого кладбища. Работа не ахти, какая, зато высыпаюсь.

Писатель пожал сухощавую кисть, забыв представиться.

– Знаю, знаю, что вы думаете…

Меня многие считают странным. Но я такой же, как и все. Просто привыкший к смерти.

Когда каждый день видишь похороны, страх смерти притупляется. Да и не только он. Скорбь и отчаяние, которые я вижу на лицах людей, приходящих в Черную Долину, давно не вызывают у меня сопереживания. Я к ним привык.

В каком-то смысле даже стал их частью.

А когда хоронили Анну, я грустил. Действительно грустил. Иногда смерть выглядит весьма нелепо. Особенно, когда приходится видеть, как закапывают совсем еще юное создание, – Холумбек посмотрел в небо.

Там в серой обители бескрайней пустоты на юг летели журавли. Зрелище это вызывало щемящую тоску в сердце. Даже зная о том, что теплолюбивые птицы вернутся на насиженные места после долгой зимы, все равно отпускать их почему-то не хотелось.

– Это я нашел тело бедняжки.

– Вы?

– Да, – на лице Холумбека застыл отпечаток трагедии.

– Многие боятся умереть. А вы? – узловатая кисть сжала железный набалдашник.

– Что я?

– Вы боитесь смерти?

Секунду подумав, писатель ответил.

– Черт его знает, – и пожал плечами. – Смерть всегда асоциировалась у меня со старостью. Вот ее я боюсь.

– Что ж, по крайней мере, это честно, – Холумбек кивнул. – Многие пытаются скрыть свой страх за холодными лицами, делая и души свои такими же холодными, – его взгляд потерялся среди темнеющих могил.

– Я никогда не скрывал своего страха перед смертью. И сюда во многом пришел для того, чтобы побороть его. И, знаете, что? У меня получилось.

– С этим не поспоришь, – Виктор попытался уйти от темы смерти. – Скажите, а вы не знаете родителей Анны Фабиански? Быть может, вы были знакомы с ее матерью?

– С какой целью интересуетесь? Вы полицейский? Расследуете ее смерть? По-моему, расследование давно закончено, ведь все и так ясно.

– И все же?

– Да, я знаю Магду. Она довольно милая женщина.

Я часто приходил к ним в гости в дом на бульваре. Можно сказать, я дружил с ними. Но после смерти дочери Магда замкнулась в себе и сейчас старается вообще ни с кем не общаться. Ну, так это и неудивительно, правда? Потерять единственную дочь, которую растила столько лет… с такой заботой и надеждой… Как бы вы себя чувствовали, если бы потеряли единственную дочь?

– У меня нет детей.

Виктор встрепенулся от шороха крыльев. Обернуться его заставила ворона, неожиданно присевшая на надгробный камень. Ее крохотные желтые глазки-бусинки сверлили его коварным взглядом. Он сделал шаг по направлению к камню, но она тут же взмыла ввысь. Он успел заметить, что одно крыло у птицы подбито – она оставила на камне сгусток крови.

Несколько капель упали на землю. При виде крови у Виктора засосало под ложечкой, а в животе заурчало так громко, что, казалось, и его собеседник услышал противный рык желудочного сока. Он понял, то чувство голода, преследовавшее его до сего момента, было сущим пустяком, обычным желанием «заморить червячка».