Грехи Брежнева и Горбачева. Воспоминания личного охранника - Владимир Медведев

Замечательная гостиница, но – таких замечательных много в мире, а та была – как штучное изделие.

Во всех своих поездках, и по стране, и за рубежом, Брежнев выступал по бумажке, до мелочей были расписаны все возможные вопросы ему и ответы на них. Группа подготовки, от которой во многом зависели успех или неуспех визитов, работала на совесть. И в молодости Леонид Ильич также не обходился без шпаргалок даже в достаточно простых ситуациях. Принципиальная разница в том, что прежде докладчик сам принимал участие в подготовке своих выступлений, в конце же был просто, как именуют некоторых теледикторов, «говорящая голова».

Докладов было множество. Поездка в ГДР по случаю 20-летия восточногерманского государства – доклад, визит в Польшу в связи с 25-летием ПНР – доклад, посещение Венгерской Народной Республики – опять доклад (на сессии Государственного собрания), едва ли не любая поездка по стране – выступление. Бывали речи по нескольку часов, как, например, на торжественном заседании в Кремлевском Дворце съездов, посвященном 100-летию со дня рождения Ленина. Многочисленные выступления на съездах партии, пленумах, конференциях.

Помощники Генерального секретаря – Г.Цуканов, А.Александров-Агентов, А.Блатов – создали группу, которая готовила речи. В нее входили Г.Арбатов, А.Бовин, В.Загладин, покойный ныне Н.Иноземцев и многие, многие другие. Когда очередной доклад был вчерне написан, Леонид Ильич дней за 15–20 до выступления с авторами выезжал в охотничье хозяйство «Завидово», там начиналась проработка каждой страницы. На втором этаже дачи, над столовой, был разбит «зимний сад – около 70 квадратных метров, стоял стол человек на двадцать, здесь и велась работа по ежедневному распорядку. В 9.00 завтрак, затем работа до обеда. Обедают в 13.00 – все вместе. Потом отдых, небольшая прогулка, и снова за работу.

Сам Леонид Ильич часто ранним утром уезжал на охоту, возвращался поздно вечером, часов в десять, и за ужином расспрашивал о проделанной работе.

Никакой палочной дисциплины не существовало, желающие могли расслабиться и за ужином выпить, некоторые позволяли себе это и в обед. Довольно пикантная ситуация возникла, когда Леонид Ильич повел решительную борьбу с весом. Все разработчики докладов были с весьма и весьма солидной кубатурой, некоторые едва ли не в полтора раза тяжелее Генерального. И вдруг он посадил их наравне с собой на скудный рацион. Ему говорили, что с такой едой молено протянуть ноги, он улыбался:

– Ничего-ничего, это для вас полезно.

Смешно, но люди украдкой просили у официантов дополнительное питание.

Чем меньше времени оставалось до выступления, тем напряженнее становился график, приходилось работать и ночами, теперь уже и ночью референты позволяли себе расслабляться коньяком.

При обилии докладов, а сроки всегда были невелики, люди часто работали на пределе сил, и однажды Цуканов не выдержал, сказал об этом Брежневу, однако никаких последствий разговор не имел, одни и те же люди в бесконечном режиме продолжали непрерывную работу.

Неумение Генерального секретаря обходиться без бумажки ставило его иногда в нелепое положение и в стране, и за рубежом. Выступая в Баку, он где-то в середине вдруг перескочил на другую тему, сообразил, что что-то тут не то, начал крутить и вертеть страницы, обернулся в президиум собрания, подозвал начальника личной охраны, что-то шепнул ему. Рябенко стал выискивать глазами Александрова, заметив его, двинулся к нему. Но помощник и сам сообразил, в чем дело, и начал судорожно искать недостающую страницу в резервном экземпляре. К сожалению, все присутствующие поняли, в чем дело, – трудно было не понять. Ситуация, конечно, пренеприятнейшая, кто оказался виноват, не знаю, но Генеральный потом сурово отчитал своего помощника.

Подобный казус случился и за рубежом, в Венгрии. Утром Леонид Ильич произнес речь и текст ее вернул К. Русакову, работавшему тогда в его аппарате. В 12 часов дня Брежнев должен был выступать перед парламентом Венгрии. За несколько минут до выхода Александров и Русаков передали ему запись речи и направились спокойно в соседнюю комнату выпить кофе. По дороге в президиум он на ходу обнаружил вдруг, что в руках у него – утренний доклад. Леонид Ильич растерянно обернулся и, увидев меня, дал знак подойти. В мгновение я оказался рядом, он протянул мне бумаги и произнес единственное слово:

– Где?!

Я пробежал глазами первые строки, с ужасом понял, что произошло, и, сорвавшись с места, кинулся искать помощников. Увидев меня, оба поняли: что-то случилось. «Где выступление?» – спросил я. «У Леонида Ильича, я отдал ему», – ответил Русаков. «Посмотрите у себя». Дрожащими руками Русаков вынимал из кармана листы, повторяя, что это уже использованный доклад. Я буквально выхватил страницу, глянул текст и кинулся обратно к шефу. Заседание уже началось, двери были закрыты, хорошо, что венгерская охрана знала меня. Я едва успел войти, как председательствующий объявил выступление Генерального секретаря ЦК КПСС.

Момент был напряженнейший. Опоздай я, Брежнев стоял бы на трибуне беспомощный, как глухонемой.

К счастью, никто из окружающих ни о чем не догадался.

Конечно, подобные ЧП не проходили бесследно для здоровья помощников и моего собственного. Нервы иногда бывали напряжены до предела.

На дачу в Завидове позвонил как-то Алексей Николаевич Косыгин. Брежнев в этот момент прогуливался, и дежурный офицер сообщил:

– Леонид Ильич вне связи.

Чуть позже Косыгин перезвонил и в шутливой форме рассказал о своей безуспешной попытке связаться. Получалось так, что вроде бы Генеральный секретарь не захотел разговаривать с премьер-министром.

Сразу после разговора Брежнев вызвал начальника охраны Рябенко и устроил разнос: почему вы сталкиваете меня с людьми, стоящими у руля государства? Ваше дело не только физическая безопасность, но и взаимоотношения внутри руководства. Что за дубы у вас там дежурят на телефоне?

Ну, и добавил еще матерком.

В тот же день под непосредственный контроль Рябенко и наш, его заместителей, на телефон был посажен офицер личной охраны. Нам было указано: если звонят премьер-министр Косыгин, председатель КГБ Андропов, министр обороны Устинов или секретарь ЦК, главный идеолог страны Суслов – соединять немедленно в любое время дня и ночи.

– Эти люди по пустякам звонить не будут, – сказал Брежнев.

Действительно, Алексей Николаевич Косыгин во время отдыха Брежнева звонил крайне редко. Между ними сложились непростые отношения. По своей бесстрастной натуре, по характеру сухаря Косыгин был далек от Брежнева, но Генеральный очень уважал и ценил премьера как специалиста, понимая, что тот в хозяйственно-экономических делах – настоящий профессионал. Если мы докладывали: «Косыгин у телефона’, Брежнев бросал другие дела и брал трубку. В крайнем случае, перезванивал потом сам. Отчетливо понимая, что уступает Косыгину в знании дел, Леонид Ильич вел себя с ним неуверенно-стеснительно. При разговоре казался раскованным, шутил, но чувствовалось напряжение, положив трубку, он как бы расслаблялся.