А этот пусть живет... - Валерий Ефремов

Оба офицера вернулись в свою комнату и погрузились в молчание. Курский обдумывал план дальнейших действий, а Митин ожидал, каков будет результат умственных усилий его младшего коллеги. Костя относился к превосходству лейтенанта в оперативном отношении без всякой зависти, как к совершенно естественному положению вещей.

Курский же размышлял в основном о том, стоит ли ему выполнять распоряжение начальника РУВД и ехать вместе с Митиным к «актрисе». Он не видел в этом мероприятии особого толку, но желание познакомиться со столичной театральной звездой — таков был, по уверению полковника, статус Александры Ликиной — постепенно стало перевешивать.

Между тем Константин не выдержал затянувшейся паузы:

— Серега, что, по твоему мнению, думает Сбитнев обо всем этом деле? Я что-то не совсем понял: есть у него какая-то версия?

— Версия у полковника такая: неизвестный мужик накануне с кем-то подрался, получив при этом как следует по башке. Опасаясь, что ему добавят еще, он спрятался от преследователей в плохо закрытый багажник козловских «Жигулей» и там вскоре помер.

Все это Курский изложил на полном серьезе, без тени улыбки.

— Выглядит логично, но как-то малоубедительно, — осторожно возразил Митин, пытаясь понять, не разыгрывает ли его лейтенант.

— Тем не менее так оно и получается, если очистить слова Николая Ильича от шелухи. Он не только не верит в причастность Козлова к убийству, но полагает, что его и подставить не могли. Ведь подставпяют в большинстве своем криминальных субъектов, а таковым бывший командир добровольной народной дружины не может быть по определению!

— Так что же мы с тобой теперь делать-то будем? — жалобно вопросил Костя, умоляюще заглядывая в глаза лейтенанта, который тот, наоборот, всячески отводил в сторону: он чувствовал себя виноватым, поскольку из-за особого задания Сбитнева вынужден был некоторым образом пудрить приятелю мозги.

— Для начала проведаем козловских пассажиров, — с натужным энтузиазмом объявил лейтенант.

— Не понимаю, на фига это надо, — чистосердечно признался Костя.

«Только для того, чтобы отстранить тебя от реального расследования», — хотелось ответить Сергею, но позволить себе такую роскошь — говорить то, что думаешь, он не мог. Поэтому пояснил так:

— Следует проверять, что делал подозреваемый перед событием преступления как минимум последние двадцать четыре часа. Так учат нас инструкции министерства, пособия по криминалистике и сам Николай Ильич Сбитнев. В принципе возразить нечего.

— Тогда для чего же ты этого Козлова в изолятор отослал? — растерянно спросил Митин. — Как же мы без него найдем его пассажиров?

— Через паспортный стол. Примерное местожительство и изображения фигурантов у нас имеются, а больше ничего и не надо. Если же нам не повезет и фигуранты по месту высадки из козловской «шестерки» или посадки в оную не зарегистрированы, придется поработать с участковыми.

— А если и это ничего не даст и нам не удастся найти пассажиров гражданина Козлова?

— Да плюнем мы тогда на них — вот и все! — в сердцах хлопнул Сергей ладонью по столу и поднялся с места. — Впрочем, одного-то, некоего хулигана Куравлева, я уже разыскал, а Александру Ликину, как говорят, знает все Малинино.

К счастью, всех фигурантов они нашли в паспортном столе по месту регистрации и записали их адреса и телефоны. В частности, выяснилось, что некий Трофимов Клим Евгеньевич, «частушечник», проживает совсем рядом с РУВД, и первоначальный план Курского — съездить с Митиным к «актрисе», а потом заняться «настоящим розыском» — претерпел изменения. Он решил зайти с Костей и к «частушечнику», раз тот обосновался под боком.

В «девятке» Курского они прибыли к дому Клима Трофимова.

Дверь им открыл, не спросив даже «кто там?», мужчина лет сорока пяти, с сильно заросшим щетиной лицом и мутными скорбными глазами. Определенное сходство с компьютерной распечаткой на «частушечника» имелось, отметили оба милиционера.

— Ну? Чего надо? — скорее печально, нежели грубо спросил небритый мужик, окатив оперов густым пивным ароматом.

Костя вытащил «корочки» и покрутил их перед носом хозяина квартиры:

— Старший лейтенант Митин, а это, — кивнул он в сторону коллеги, — лейтенант Курский. Вы — гражданин Клим Трофимов, если не ошибаюсь?

Фигурант удивленно, по-птичьи, склонил голову набок и сделал шаг назад и в сторону:

— Менты, значит. Ну, проходите, коли так.

Он с полминуты продержал оперов в прихожей. Как полагал Сергей, Трофимов раздумывал, куда вести незваных гостей — на кухню или в комнату.

Наконец хозяин квартиры решился и провел их в жилые апартаменты. Они состояли из одной довольно большой комнаты, которая представляла собой и гостиную, и спальню, и рабочий кабинет.

В центре помещения находился стол с компьютером в обрамлении дюжины пустых пивных бутылок.

Стул в комнате оказался только один, поэтому Клим Трофимов, откинув в сторону простыню и одеяло с неубранной кровати, указал на нее жестом руки:

— Присаживайтесь.

Сам он расположился напротив визитеров как раз на том самом единственном стуле, поставив его задом наперед и облокотившись на спинку обоими локтями. По своей, видимо, постоянной привычке склонив голову набок, он разглядывал сотрудников милиции, пытаясь придать своему взору глубокую заинтересованность, но оба опера отчетливо ощущали, что фигуранту было на них совершенно наплевать.

Костя обернулся к Курскому — мол, вперед, лейтенант. У того в руках, к немалому удивлению Митина, появилась фотокарточка Козлова:

— Узнаете?

Трофимов взял снимок, покрутил его в руках, заглянув и с обратной стороны, после чего вернул карточку лейтенанту:

— Без понятия. Впервые вижу.

— Вы вчера целый день в Малинине были? В Москву не выезжали? — Курский, задавая свой вопрос, карточку не убрал, держал ее в руках.

— Да ездил в эту гребаную «Призму», — раздраженно бросил хозяин квартиры.

— «Призма» — это книжное издательство? — вмешался в диалог Митин.

— Оно самое, будь оно…

— Обидели вас там, да? — сочувственно поинтересовался старший лейтенант.

— Еще как! Мои частушки еще год назад напечатали, а гонорар все не платят. И гонорар-то плевый…

Костя тоже решил рассказать о своих горестях родственной душе:

— Я в эту «Призму» как-то свои стихи отослал, но мне их назад завернули. А потом они вышли в ихнем сборнике под чужим именем. — Но, чтобы не предстать в глазах коллеги совершенным неудачником, добавил: — А вот детектив мой напечатали.

— И хорошо заплатили? — встрепенулся Клим Евгеньевич.

— По высшей ставке! — беспардонно соврал Костя.