А этот пусть живет... - Валерий Ефремов

— Нет, нам нужно расстаться, — решительно возразил он. — Связи подозреваемого проследить необходимо, а приказ полковника о проверке пассажиров Козлова тоже выполнять надо.

— Ну, хорошо, но у меня же своей тачки нет. Что, я в Москву по адресам фигурантов на своих двоих попрусь?

— Для такого случая Сбитнев тебе служебный «уазик» даст, — уверенно заявил Курский. — А я тебя от Ликиной до управления подброшу.

— Лады, — нехотя согласился старший лейтенант, а Курский между тем остановился у дома актрисы и в боковое зеркальце наблюдал за белой «пятеркой», припарковавшейся метрах в пятидесяти от его «девятки», у супермаркета. Лейтенанту показалось, что эти «Жигули», номер которых он с такой дистанции разглядеть не мог, слишком долго ехали за ним, повторяя все его маневры.

Из остановившейся «пятерки» никто у магазина не вышел, что выглядело еще более подозрительным.

— Ты чего, Серега, забуксовал? Пошли скорее к Ликиной — мне ведь еще в Москву ехать надо! — забурчал недовольно Митин.

Курский решил, что «хвост» от него все равно никуда не денется, и внял увещеваниям старшего лейтенанта.

Натуральная Александра Ликина, по единодушному мнению обоих оперов, ничуть не уступала своему изображению на афише, что случается далеко не всегда.

Актриса, как показалось Курскому, выглядела так, будто ожидала их, — была хотя и в халате да тапочках на босу ногу, но при полном макияже, а голову ее венчала сложная прическа, которую обычно не носят в домашних условиях.

В квартире только что провели уборку — это лейтенант также отметил, но палец, которым он провел по верху находящегося в прихожей шкафа, оказался в густой пыли.

Константина Митина все эти тонкости совершенно не интересовали. Он смотрел на представшую пред ним женщину жадно и неприлично, но Саша Ликина за свою хотя и не слишком долгую, двадцатипятилетнюю жизнь, успела, видимо, к таким назойливым и пылким взорам привыкнуть и потому воспринимала их без всякого смущения и вообще никак на них не реагировала.

Когда вроде как слегка оглушенный старший лейтенант пришел в себя, он смог оценить внешность актрисы более взвешенно и, можно сказать, аналитичнее.

Фигурой Александра Ликина напоминала статую Венеры с отбитыми руками, которую Костя видел пару раз по телеку. Но конечности у Александры Ликиной оказались в полном порядке, включая стройные, в меру длинные ноги с довольно мощными упругими бедрами — все это можно было рассмотреть и оценить сквозь прорезь ее халата, что старший оперуполномоченный и сделал.

Отдельной оценки заслуживала образцово-показательная грудь актрисы, удачно подчеркнутая все тем же приталенным легким ситцевым халатиком.

Вообще в ней имелось много чего-то такого всякого женского, что старший лейтенант, даже обладая литературным дарованием, не смог бы не только красочно описать, но и более-менее четко сформулировать.

Однако, несмотря на все эти достоинства Александры Ликиной, Костя постепенно начал ощущать себя не прельщенным, а подавленным ее красотой. Облик актрисы казался Митину чересчур величественным, даже монументальным. Наверно, именно потому у него ни на секунду — ну, разве только поначалу — не возникало желания немедленно залезть к этой женщине в постель. А ведь подобного рода искушение неизбежно посещало Костю при знакомстве с дамами пусть и не такими эффектными, зато и не выглядевшими, будто средневековый феодальный замок — с неприступными стенами, бойницами для метания стрел и трясинообразным рвом глубиной в двенадцать футов. Женский облик, полагал Костя, не должен столь очевидно отрицать саму возможность доступа к телу. У старшего оперуполномоченного даже появились сомнения — а знакома ли хозяйка квартиры на практике с тем, что «делают все леди».

Эти сомнения только усиливали классические, строгие черты лица Александры, будто выписанные каким-нибудь специалистом по каллиграфическому рисованию, хотя Митин и не знал — есть ли такие специалисты и существует ли вообще подобный вид искусства или ремесла.

Даже такие характерные признаки повышенной женской сексуальности, как белокурые волосы и голубые глаза актрисы, не поколебали его диагноз, который гласил: Александра Ликина — женщина не для простых плотских радостей, а значит, и не для него, старшего лейтенанта Константина Митина.

Между тем, пока один опер занимался визуальным обследованием личности фигурантки, другой успел ей представиться и начал задавать вопросы:

— Вы вчера выходили из дома?

— Да.

— Пользовались ли каким-либо видом транспорта?

— Меня подвозили частники.

— Сколько раз?

— М-м… Трижды.

Она отвечала спокойно, без видимого волнения, как и должны отвечать абсолютно ни в чем не повинные люди, но Курского удивляло, почему Ликина не спрашивает, для чего ей все эти вопросы задаются.

И тут она как раз заявила с легкой улыбкой:

— Я не спрашиваю, с какой целью вы пришли, полагаю — это великая тайна следствия, но, похоже, у вас ко мне много вопросов. Тогда, позвольте, я приготовлю вам кофе. — А потом хозяйка ловко предупредила возможный отрицательный ответ: — Тем более что я сама в это время его пью.

Последняя реплика не допускала возражений, и актриса при молчаливом согласии оперов продефилировала на кухню.

Пока Митин сканировал ее вибрирующий зад, лейтенант обозревал комнату, в которой они находились, и вдруг обнаружил в углу помещения совок с мусором. После уборки его, видимо, забыли или не успели — из-за прихода милиционеров — унести. Когда Ликина скрылась за дверью, Курский сорвался с места, покопавшись в мусоре, что-то из него извлек и сунул в целлофановый пакетик, после чего спрятал все это карман.

— Что там? — шепотом спросил заинтригованный Митин.

— Обычная уличная грязь, — так же тихо ответил лейтенант.

— Зачем она тебе?

— Тс-с. — Курский прижал палец к губам. Потом опять вскочил и провел пальцем по верхней плоскости серванта. Палец снова, как недавно в прихожей, оказался в пыли.

Хозяйка принесла на подносе три чашечки кофе, конфеты, печенье и стала выставлять все это на стол, где уже лежала фотография, положенная туда Курским.

— Мы хотели бы узнать, знакомы ли вы с этим человеком? — Лейтенант кивнул в сторону снимка.

Женщина ответила сразу, даже не взяв фото в руки:

— Это Пал Семеныч Козлов. Он вчера подвез меня из старых кварталов к моему дому.

— А откуда вы его знаете?

— Я жила когда-то в том районе. — Она мечтательно закатила глаза. — Хорошее было времечко, теплое. — Тут Александра обеспокоенно взглянула на Курского, поскольку именно он задавал все вопросы: — Надеюсь, с Пал Семенычем ничего не случилось?

— Нет, нет, не волнуйтесь. А вы хорошо с ним знакомы?

— Не так чтобы очень… В свое время Пал Семеныч дружил с моим отцом, они вместе на кирпичном заводе работали. Впрочем, в старых домах все так или иначе друг друга знают.