28 сантиметров счастья - Анна Шварц

— Нашли в комнате, которую ты снимала. Сначала пустой пакет в твоем шкафу, — с усмешкой произносит Рустам, — бабка хорошо заныкала пушку, только забыла о пакете. Так бы, может, мы и ушли. Люблю я такую небрежность.

Я в ужасе смотрю на него. Никогда меня так не загоняли в угол. Он получил своё. Получил надо мной полную власть. Мне даже нечем теперь его шантажировать. Для этого он, наверное, взял мою кровь на тест ДНК, чтобы узнать — стоит ли заморачиваться с моей беременностью, или я нагуляла с кем-то другим ребенка и меня можно просто пнуть под зад, забрав пистолет. И что самое страшное — у меня есть всего несколько часов.

— Отпусти меня, — произношу я онемевшими губами, — я больше не нужна тебе.

— Отпущу, — медленно произносит Садаев, окидывая меня жутким взглядом, — если тест покажет, что твои близнецы не от меня, — каждое его слово будто гвозди загоняет мне в сердце, — и как только я сниму отпечатки с оружия, которое ты прикарманила.

— Когда ты это сделаешь?

— Сейчас, — он едва улыбается. Криво, будто бы уже что-то подозревает. Например, что отпечатки смазаны — он же не дурак, если пистолет достали из пакета — значит, его потрогали руками, — тебе осталось всего несколько часов, принцесска. Не беспокойся. И не думай сбежать. Тут везде дежурит моя охрана. В этот раз у тебя не получится.

Я смотрю, как он встает с моей койки и идет к выходу. Мой палач, которого не подкупить и не вымолить у него свободу. Я уверена, что он позаботится, чтобы последние часы своей жизни у меня не было ни шанса на побег. «Тебе осталось несколько часов, принцесска». Словно уже приговор подписал.

Меня охватывает паника У меня нет никакого плана — я не Гоша, чтобы продумать все, как суперкомпьютер, но я вскакиваю с койки и бегу вслед за Рустамом, пока он не ушел. Мною движет только чистое отчаяние.

Он оборачивается, когда я подбегаю к нему, и останавливает, схватив за плечо. Видимо, думает, что я решила напасть.

Только я встаю на цыпочки, хватаюсь за его шею руками, чтобы дотянуться. Закрыв глаза, я целую его. Изо всех сил льну к его твердому, словно из стали телу.

Глупая я. Эта мысль приходит, как только я прижимаюсь к его губам, оцарапавшись об жесткую щетину. Изображаю что-то милое и романтичное — так целуют мужа перед самым поездом, когда он уезжает в долгую командировку.

«Но у меня ведь опыта неоткуда было набраться» — проносится грустное в голове, — «бабушка меня держала в ежовых рукавицах, а потом и не до отношений было».

Надо с этим заканчивать. Потому что моя попытка оказывается дико провальной — я высовываю робко язык, быстро пробую Рустама на вкус, и тут же прерываю это издевательство над собой, немного отстранившись. Не прикидываться же мне пылесосом, всасывая его рот насильно? Ему, похоже, плевать. По глазам вижу.

— Не уходи, — произношу я, закусывая губу, на которой все еще остались нотки мужского геля для бритья, — мне страшно без тебя. Все равно пистолет ты уже получил. Тебя потом замучает совесть, если ты бросишь мать своих детей переживать в одиночестве.

— Тебе, похоже, что-то не то в капельницу заправили, — констатирует Рустам, разглядывая меня. Не могу сказать, что мой поцелуй затронул хоть какие-то струны души этого чудовища. Я не эксперт в мужских взглядах, но тут я даже похоти особо не вижу.

— Пожалуйста, — настаиваю я. Я цепляюсь за последнюю надежду — надежду отсрочить мой конец. Кто знает, как за это время изменится обстановка — возможно, Садаев и его охрана ослабят бдительность, и я смогу улизнуть.

Я опускаю ладошку ниже и пальцами пробираюсь Рустаму под футболку, поглаживая его живот. Твердые кубики пресса, об которые можно кулак разбить, если ударить. И смотрю ему в глаза, пытаясь хоть на секунду зацепить, чтобы он поддался искушению. Не знаю, правда, что я с этим потом буду делать.

— Вставай тогда на колени, — произносит внезапно Рустам, усмехнувшись, — и покажи, как будешь меня развлекать. Может, останусь.

Я захлопываю призывно приоткрытый рот. Эти мерзкие слова неожиданно будто кувалдой меня по голове огревают. В голове что-то вспыхивает, и я пораженно смотрю на Рустама. Воспоминания — словно карточки с иллюстрациями, которые кто-то высыпал скопом на меня. Я не могу их собрать в одну картину. Но некоторые кадры успеваю уловить.

Чертов отель. Темные стены под «дерево» в комнате, и я в полном неадеквате, заваливаюсь с Садаевым в номер. Глупо пытаюсь оправдаться, что такое у меня впервые, когда он тоже что-то говорит про колени. Не выходит у меня нормально выразить свою мысль по одной причине: мое тело будто кто-то варит в душном адском котле. Все мышцы напряжены настолько, что я мечтаю, чтобы хоть кто-нибудь дотронулся до меня и я лопнула от этого напряжения. Сбросила его на другого человека.

Рустам разворачивает меня к кровати. Толкает на нее, и я падаю грудью, распластавшись. Закрываю глаза, погружаясь в мир чувств, когда сильные руки сжимаются на талии и рывком снимают с меня джинсы вместе с бельем. И невероятный контраст следом: холодный воздух, который касается моих ягодиц и горячая ладонь, ребром которой Рустам проводит мне между ног, там, где сейчас ужасно влажно. Я издаю стон, прогибаясь в спине и подставляя бедра, чтобы он продолжил…

«Господи» — проносится у меня сейчас в голове, — «вот я потаскуха». Я продолжаю таращиться на Рустама. Наверное, мое лицо сейчас невероятно ошарашенное и глупое. Только и Садаев скользит по мне взглядом так, будто бы эти слова вызвали и в нем чувство дежавю.

— Охренеть, принцесска, — произносит он медленно, — драл я тебя тогда от души.

У меня вырывается выдох. Все-таки, эти слова и в нем запустили воспоминания. Какой позор. Боже, какой позор.

— Можно я в туалет? — мой голос звучит, как будто я курила всю жизнь. Хрипло и убито. Мне надо умыться. Я же говорила, что ничего больше не хочу вспоминать. Ничего!

— Иди, — Садаев усмехается так, что мне становится совсем жутко. Словно я глупая антилопа, которую выделил из всего стада огромный тигр. Она чувствует пристальное внимание грозного хищника. И я чувствую пронизывающий интерес от этого зверя. От следующих слов я вздрагиваю, — двигай ногами, принцесска. Поедешь со мной. Нас ждет увлекательная ночь.

Жизнь все больше и больше загоняет меня в ловушку. Теперь я понимаю, как чувствует себя животное, которое мечется по лесу, натыкаясь везде на красные флажки, и задыхаясь от запаха пороха.

Мелькает даже мысль — может, покаяться Рустаму, рассказав все про отца, пистолет и свою жизнь? Это будет увлекательный и долгий рассказ, но я не уверена, что меня не прервут где — то на середине, и что я после я не заткнусь навечно.

Но и молчать не вариант. Если сейчас обнаружится, что отпечатки на пистолете стерты, то Рустам мне могилу этим пистолетом выроет. Если нет — выроет всем моим родственникам, включая меня.