Дюймовочка крупного калибра - Арина Ларина

– Охотники за привидениями, – отмер он наконец, сипло зайдясь то ли в кашле, то ли в смехе.

– За тараканами, – мрачно поправила шефа Серафима.

Бобриков злобно зашипел и начал обличительную речь, красной нитью которой были варианты судебных исков, которые ему предъявят нанюхавшиеся отравы сотрудники.

В результате кратких переговоров на повышенных тонах, в ходе которых вся вина была благополучно свалена на диспетчера из «тараканьей» фирмы, рабочий день решили завершить досрочно, отдав офис на поругание.

– Вот и здорово, – обрадовалась Серафима. – Что ни делается, все к лучшему.

И она полетела на крыльях любви сначала по магазинам, а потом к прихворнувшему любимому.

– Сюрприз будет, – радостно улыбалась Сима, целеустремленно носясь с тележкой по супермаркету.

Незваный гость хуже татарина. Иногда он даже хуже стихийного бедствия. Далеко не каждая женщина готова воспринимать в качестве приятного сюрприза неожиданный приход даже очень дорогого человека. Особенно если именно этот день она решила посвятить косметическим процедурам или генеральной уборке. Если в квартире бедлам, все вещи выволочены, а сама хозяйка летает по апартаментам верхом на пылесосе, то звонок в дверь ничего кроме глухого раздражения не вызовет. А уж если она целый час протирала фрукты со сметаной для питательной маски, наложила ее на лицо и теперь, узрев в дверном глазке милый сердцу лик, вынуждена ее спешно смывать, то, скорее всего, свидание пройдет неудачно. Любая женщина понимает, что к ней нельзя приходить совсем неожиданно. То есть даже внезапный незапланированный визит должен быть гипотетически предсказуем. Но при этом большинство женщин отчего-то уверены, что мужчины устроены иначе: их не смутит, если гостья обнаружит в квартире клубы пыли, грязную посуду недельной давности в раковине или стоячие носки возлюбленного в будуаре. Мужчине не надо прихорашиваться, следить за собой 24 часа в сутки и волноваться по поводу наличия щетины. Он всегда готов обнять, принять и обрадоваться.

Серафима прекрасно понимала, что изошедший на сопли Антон может смутиться своего непрезентабельного вида и состояния, но тем важнее показать ему, что дело не во внешней оболочке. Она любит его всякого, между ними нет никаких преград и недомолвок. Они близкие, родные люди, единое целое, в горе и в радости…

Нет. Получалось как-то напыщенно. Наверное, такие глупости пишут в Зойкиных романах.

Сима просто хотела быть рядом. Всегда.

С бараньей ногой наперевес она торопилась навстречу своему счастью. Во всяком случае, в квартиру Серафима ввалилась с блаженной улыбкой абсолютно и безгранично счастливой тетки, у которой одна проблема – уточнить, тушить эту ногу или запекать.

Замок покорно отсчитал два поворота ключа, как метроном, отмерив два последних мгновения счастья.

В прихожей – женские сапоги.

В комнате – женский смех.

Медленно, как во сне, Сима начала погружаться в топь замедлившего бег времени. Она уже все поняла… и ничего не понимала. Желатиновые мысли застыли в сознании бесформенными кучками. Надо было что-то срочно сделать. Но что? И зачем?

Вдох. Выдох. И никакого конструктива. Только биение пульса в ушах, пробка, перекрывавшая дыхание, и мерзкая дрожь в конечностях.

– Адреналин, – вяло сообразила Серафима. Апатия накрыла душным одеялом, под которым истерично вибрировало крошево сознания. Судороги разума. Жар ненависти.

– Какого черта? – пришла в себя Сима и шагнула в комнату.

Ее заметили не сразу.

– Хочу выпить, – капризно протянула сидевшая спиной к двери миниатюрная изящная брюнетка. Ее темные волосы отливали глубокой ночной синевой, а белая кожа казалась прозрачной. Но любоваться чужими прелестями Серафима, как это ни удивительно, оказалась не в состоянии. Она лишь отметила, что в Антошиной постели, белея бесстыжими округлостями, сидит ее совершеннейшая противоположность. Вот так. А она-то думала, что любимому нравятся мощные и уютные девушки в теле. Тяжелые и надежные, как деревенская печь.

То ли Сима ошиблась, то ли Антон, как и большинство мужчин, особым постоянством не отличался и предпочитал условно-доступные экземпляры.

Хотя чего уж тут: Сима тоже оказалась доступной. И условно, и безусловно.

«А брюнетка-то хороша. Картинка!» – всколыхнулись в Серафиме с таким трудом задавленные комплексы.

Хорошо, что кульминация встречи двух голубков осталась за кадром. Хотя в этой ситуации уже ничего не подходило под определение «хорошо». Все было очень и очень плохо.

– Всем привет, – бодро поприветствовала собравшихся Сима. Нижняя челюсть у нее тряслась так, что зубы клацали. Но некие рефлексы, мобилизовавшие мыслительную деятельность, подсказывали: уходить надо достойно. И лучше первой, пока тебя не попросили на выход. Вряд ли Антон захочет оправдываться. Да и не о чем говорить: даже если случится чудо и он начнет придумывать объяснения, стремясь сохранить отношения, то Симу это все равно не устроит. Зачем? Простить, потом безуспешно пытаться забыть и всю оставшуюся жизнь бояться наступить на те же грабли? А она была уверена: прощение изменщика не что иное, как попытка пробежаться по темной комнате, где лежат эти самые грабли. Шансов, что удачно минуешь западню, минимум. Но бежать вот так, все время ожидая рокового удара в лоб, – увольте!

Антон густо и зло покраснел. Серафима буквально физически ощущала острые комки раздражения и даже бешенства, летевшие в нее с противоположного конца комнаты.

– Добрый день. – Брюнетка грациозно повернулась и с удивленной, но отчего-то доброжелательной улыбкой уставилась на Симу. Доброжелательность эта была так же неуместна в столь щекотливой ситуации, как и частушки на поминках.

– Наидобрейший, – согласилась Серафима. – И погода замечательная.

Как ей хотелось выглядеть достойно! Вот чтобы не жалкой курицей, изначально приговоренной к бульону, а насмешливой, самодостаточной, такой, как эта голая девица. Похоже, брюнетка на самом деле чувствует себя вольготно и ничуть не смущается и ни наготы, ни двойственной ситуации. У Серафимы это никак не получалось. Ноги дрожали от слабости, колючая обида царапала горло, норовя выплеснуться горькими слезами: за что?!

На Антона она смотреть боялась. Чего на него смотреть. Исход ясен. Если столкнуть с полки тонкий хрустальный сосуд, то все будет точно так же понятно: горка осколков и необходимость влажной уборки, чтобы не наступить потом босой ногой на незамеченную крупинку. Так и тут: любовь – вдребезги, и долгое психологическое восстановление, когда малейшее воспоминание вызывает острую боль, а раны не заживают годами, а иногда и до самой смерти. Настоящая любовь – тяжелая болезнь. И самое лучшее для женщины, если она изначально ошиблась в определении, приняв за любовь временное увлечение.

Антон на самом деле был очень зол и расстроен. Стресса не было, а вот раздражение выплескивалось через край. Стресс – это когда жена, мать твоих троих детей, возвращается «из командировки» и знакомится с любовницей. Вот это да – жуть. У женатого слишком много ответственности и масса поводов почувствовать себя подлецом: дети без отца, напряженный психологический климат в семье, жена, потратившая на тебя всю молодость, и постоянное «должен». Никто не любит быть должным. Кредиторы ничего кроме недовольства не вызывают. Жена – тоже кредитор. Она тебе – жизнь, борщи, детей, а ты ей – жизнь, зарплату и вечную верность. Брать чужую жизнь легко, а вот с возвратом долгов сложнее. Промучиться до самого конца рядом с женщиной, которая перестала привлекать, – с какой стати? Если перестала интересовать, то это не его проблема, а ее. Значит, с ней что-то не так. Растеряла юношеский задор и девичью легковерность, испортила фигуру и характер. И почему ее такую надо рядом с собой терпеть? Жизнь одна, и прожить ее надо со вкусом, ярко, а не должником в кабале. Именно поэтому Антон и не собирался жениться. Наверное, со временем это придется сделать, и Серафима, такая домашняя и покладистая, вроде бы даже подходила на роль спутницы жизни, с ней и проблем было бы меньше, чем с какой-нибудь лисичкой, вроде этой своенравной брюнетки. Ну чего уж теперь. Хотя, может, Сима еще и захочет за него побороться. Тем проще будет в дальнейшем. Тем более что сама виновата: не надо заявляться без приглашения. Хотела сюрприз – получи взаимообразно. Никакой трагедии, просто вечер испорчен. Лишь бы не скандалили…