Дюймовочка крупного калибра - Арина Ларина

Серафима понимающе кивала, хотя знать не знала ни Дарьиного начальника, ни особенностей ее непонятной работы, мифических проектов и прочей атрибутики чуждой и незнакомой жизни.

– А если с работой не получится, тогда хотя бы счастья хочу. Настоящего, полноценного, без оговорок, – разоткровенничалась Малашкина. – Чтобы любовь сумасшедшая, чтобы страсть, как в Африке, чтобы не как в кино, а лучше. Пусть такое бывает раз на миллион, но этот раз должен быть моим. Только надо бороться, искать, работать в этом направлении.

– Это утопия, – Сима отважилась вставить в пламенный монолог свое ценное мнение. – Это все возможно только в одностороннем порядке. Женщина на такое способна, а мужик обязательно однажды подведет. На них рассчитывать нельзя.

– Рассчитывать нельзя даже на себя, – усмехнулась Даша. – Но я умею своего добиваться и добьюсь. Как хочу, так и будет. Тебя какой-то задохлик один раз обманул, и ты уже решила, что на нем свет клином сошелся…

– При чем тут Антон, – возмутилась Серафима. Напоминание о предательстве больно стиснуло сердце. – Можно подумать, что я мужчин не знаю.

– Разуваева, не знаешь. Потому что нельзя знать всех мужчин. Как говорил мой любимый поэт: «Я не знаю мудрости, годной для других». У каждого своя жизнь, свои ошибки и свой негативный опыт. Мужики у каждой бабы тоже свои. Это ступени, вехи, по которым надо идти вверх. Прямо по головам, не стесняясь и не оглядываясь. Потому что ты для них тоже ступень. У каждого конечная точка пути своя. Надо только вовремя остановиться.

– Я не хочу быть ступенькой, – вдруг обиделась Серафима. – И промежуточным этапом тоже не хочу!

– А нас никто не спрашивает. Все относительно. Где-то ты промежуточный этап, а для кого-то – конечный. Мне тоже по голове ходят без зазрения совести: и в общественном, и в личном. Я терплю, так как все взаимосвязано. Нельзя нарушать причинно-следственные связи. В природе все продумано и предусмотрено.

– Я выпить хочу, – неожиданно выдохнула Серафима, уставшая от этой беседы: заумной и переворачивающей ее мир с ног на голову.

– Поехали тогда к моему дому, а то я за рулем, потом вести не смогу. Захочешь – у меня останешься. Я, кстати, срам сказать, с родителями живу. Экономлю на съемной квартире и домработнице. Деньги коплю.

– На квартиру?

– Клуша ты домашняя, Разуваева. Я дело свое открыть хочу.

Выпить получилось примерно как у дембелей, дорвавшихся до свободы. Серафима так торопилась утопить свой позор, разочарование и предательство в спиртном, что налегла на ликеры сразу, едва они зашли в ближайший бар, чем крайне заинтересовала двух молодых людей, медленно цедивших свои коктейли по соседству. К моменту, когда юноши решили познакомиться поближе, Серафима от усталости и эмоций так опьянела, что никак не могла разглядеть их лица. Она раздраженно пыталась сфокусировать взгляд на ближайшем, но ничего не получалось. Лицо уплывало то вправо, то влево, то подергивалось туманом. Тогда она уверенно взяла соседа за уши, чтобы прекратить надоевшую качку. Он радостно улыбнулся и тоже взял Симу за уши. Это было последнее осмысленное воспоминание того дня.

Очнулась Серафима от того, что умирала. Она умирала вся целиком и по отдельности, разваливаясь на запчасти. Особенно мучила тяжелая голова, обморочно обваливавшаяся в темный вакуум Вселенной и мешавшая определить место Серафимы в системе координат. Кажется, Сима лежала. Потому что по логике сидеть она не могла. Как сидеть, если не чувствуешь точки опоры? В таком состоянии даже лежать невыносимо тяжело.

Глаза не открывались.

– Какой кошмар, – простонала Серафима, с трудом восстанавливая в памяти осколки вчерашних событий. Антон, Даша, хихикающая старуха, гарный хлопец, держащий ее за уши и говорящий нечто, что проваливалось в пустоту, не доходя до Серафиминого сознания. Рядом кто-то шевельнулся и тоже застонал.

Серафима подорвалась было бежать, но тут же рухнула обратно. Голова раскололась и сложилась в блин.

– Кто это может быть? – Она снова прокрутила ленту воспоминаний. – Бабка? Тьфу. Парень из бара? Позорище! Или Антон?

Последний вариант показался настолько отвратительным, что Серафима, превозмогая сопротивление скрученного болью организма, повернулась и приоткрыла один глаз. Из ее груди вырвался хриплый стон. Все оказалось еще хуже. Рядом лежала голая Даша. Из одежды на ней были только сережки.

– М-м-м, – проныла Сима и подумала, что лучше умереть, чем жить после такого.

– Хто тут? – в Дарьином голосе тоже угадывался ужас. Видимо, ей было страшнее, так как Малашкина даже не нашла в себе сил повернуться. Или на ее воробьиную массу тела пришлась непосильная доза спиртного, поэтому Даша и продолжала лежать симпатичным поленом, отклячив тыл.

– Я, – обреченно призналась Сима.

– А… ты кто? В смысле пола.

– В смысле пола, я «жо». Хотя теперь даже не знаю. Что вчера было?

– А ты с какого момента не помнишь?

Серафима задумалась:

– Меня держали за уши. И разговаривали, но я ничего не понимала.

– А. Это сумасшедшие австралийцы, фанаты русского языка. Приехали к нам изучать обычаи.

Даша выдавала информацию короткими порциями, перемежая повествование тягостными паузами и слабыми стонами:

– Они решили, что это такой местный обычай – за уши хвататься. Зачем ты его трогала?

– Он качался и расплывался, – виновато пробурчала Сима. Теперь она явственно ощущала, что уши болят намного сильнее остальных частей тела. – А мы с ними потом что? Того?

– Кажется, нет. Не, точно нет. Мы потом с нашими познакомились.

Рядом с кроватью, с противоположной от Дарьи стороны, что-то зашуршало и вздохнуло.

«Наши», – обреченно догадалась Серафима. Никаких «наших» она категорически вспомнить не могла. И это угнетало. Приличная, интеллигентная девушка, упившаяся до состояния полнейшей амнезии и морально-нравственной деградации. С другой стороны, лучше уж чужие мужики, чем… о ужас, Дарья. Следующей накатила банально-житейская мысль: придется сдавать анализы. Мало ли что.

«Дожила, – Сима чуть не расплакалась от унижения и стыда. – Где? С кем? Вот так и катятся по наклонной плоскости обманутые невинные девушки. Не пережив предательства, они спиваются и идут по рукам».

Конечно, насчет «невинных» она себе слегка польстила, но в общем и целом утро выглядело как начало конца. Апокалипсис. Армагеддон в отдельно взятой судьбе.

Забытый «наш» зашевелился где-то на полу более активно, зевнул и явно собрался встать. Серафима в тоске зажмурилась. Знакомиться по второму кругу не было ни моральных, ни физических сил. Щеку защекотали чужие волосы, мелькнула шальная мысль: «Целоваться полезет, а я зубы не чистила». И тут невидимый кавалер дыхнул таким смрадом, что Серафима вздрогнула и резко распахнула глаза.