Черт из тихого омута - Галина Владимировна Романова

Кирилл пробыл в квартире еще с полчаса. Кое-как прибрался, по большей части просто распихивая вещи по шкафам. Оделся и, не отягощая себя придирчивым разглядыванием своей персоны в зеркале, вышел из дома.

Все сроки отъезда, оговариваемые ее родителями, были безжалостно сметены бюрократической машиной. И вместо отпущенных им на сборы двух месяцев пришлось укладываться в двое суток. Тут уж было не до сватовства и не до замужества. Родители метались, разрываясь в попытках быстрее собраться, ничего не забыть, да еще и обставить быт остающейся в одиночестве дочери с большим комфортом. Все разговоры о возможном претенденте на ее руку и сердце были благополучно преданы забвению.

Соня с трудом помнила, что делала в эти два дня. Что-то стирала, гладила, впихивала затем вещи в родительские чемоданы. Старалась ободряюще улыбаться и ничем не выдать того панического состояния, которое прочно поселилось в ней с того самого вечера, как она вернулась от Гены.

Мало ей было того потрясения, что уготовила ей судьба, так еще родные и любящие мама с папой решили ее покинуть в тот самый момент, когда она больше всего в них нуждалась.

— Мы будем созваниваться, — пообещала мама, с трудом сдерживая слезы, поглаживая подрагивающей рукой дочь по щеке. — Каждый день, благо что современные средства связи это позволяют…

Они исправно звонили. Один раз утром и один раз вечером. Но этого было мало, мало, мало! Этого было абсолютно недостаточно, чтобы Соня находила в их звонках какое-то утешение. Первые дни после их отъезда она еще пыталась держать себя в руках. Исправно ходила на работу. Аккуратно вела хозяйство, которое теперь полностью было на ней. Читала перед сном, как всегда делала это раньше. Но через неделю она поняла, что все — с нее хватит. Она больше не в состоянии лгать самой себе, что ничего не изменилось, что все хорошо и она со всем этим справится.

У нее ровным счетом ничего не выходило. На работе она была чудовищно рассеянна, и Ребрикова уже трижды советовала ей уйти в отпуск. Пироги и омлеты у нее подгорали и не хотели подниматься. А любимые авторы вдруг нагнали на нее такую хандру, что Соня в один из своих одиноких вечеров запустила томиком Пушкина в шкаф. Почему в шкаф? А бог его знает! Может, случайно. А может, потому, что злосчастная коробка, напичканная наркотиками, все еще находилась там, в шкафу. Странное дело, но после отъезда родителей Соня ни разу туда не заглянула. А, собственно, зачем? Она и так знала, что лежит там. Предположительно знала, кому кладь принадлежала до того момента, как попасть к ней. Так зачем же лазить в нее без толку то и дело? Вопросом, зачем Геннадию понадобилось все это держать у нее, Соня не задавалась. Потому что ответ был очевиден. Гена просто выбрал ее квартиру в качестве камеры хранения. Делая ставку скорее всего на то, что папа Сони Перовой обладает солидным весом в обществе, депутатской неприкосновенностью и кристально чистой репутацией, а значит, ни у кого не хватит ума искать наркотики у него дома.

Иногда, в минуты озарения, Соне вдруг начинало казаться, что все ее домыслы смешны. Эта коробка могла не попасть к ней, если бы не настойчивость водителя. Она могла ее выбросить прямо в подъезде, получив из рук шофера. Могла бы привлечь внимание родителей к тому, что принесла нечто непонятное в дом. Но ничего этого не произошло, и значит… Значит, кто-то был уверен, что будет так, как было. Знал ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: Соня коробку не выбросит, не покажет родителям и будет держать у себя ровно столько, сколько это кому-то понадобится. Остается лишь одно слабое звено во всем этом — это водитель. Уж он-то точно мог эту поклажу выбросить из машины прямо у дверей склада, но не сделал этого, а посему выходило, что этот немногословный парень… был сообщником Гены или кого-нибудь еще…

Сказать по правде, вся эта замороченная дребедень Соню занимала очень мало. Больше ее беспокоил тот факт, что она осталась совершенно одна. Пробовала созвониться с подругами, но те были настолько поглощены своей жизнью, что ей на какой-то момент даже стало стыдно своих надуманных проблем.

Что она могла сказать им при встрече? Что ее предки уехали далеко и надолго? Так ее засмеют на первых же минутах и сочтут немного «того»… В двадцать-то пять лет остаться одной в упакованной, уютной квартирке, с ежемесячным солидным пособием, которые родители будут высылать из-за «бугра»! Три ха-ха! Об этом можно было только мечтать, а не размазывать сопли по лицу.

Переспала с сослуживцем? Вот и классно! Давно пора было! А то климакс скоро шарахнет, а она еще и с мужиком ни разу не была. Ах, все случилось в прихожей на коврике? Так в этом тоже есть что-то неординарное, скажем, намек на искренность его страсти и все такое…

Или про коробку с наркотиками им рассказать? Нет, тут вообще началось бы бог знает что. Например, одна из подруг — Стелка Усова, известная своей бесшабашностью и авантюризмом, — сразу бы кинулась искать по своим каналам какого-нибудь наркодилера, чтобы поудачнее сбагрить Сонькину находку.

Нет, подругам ее депрессии не развеять. Как раз наоборот, своим житейским прагматизмом они все это еще больше усугубят. Надо выбираться из всего этого самой…

Соня с трудом оторвала взгляд от окна, за которым крохотными ватными комочками сыпал снег, и невидяще уставилась на чистый лист бумаги, который положила перед собой на стол с полчаса назад. Что же она хотела сделать-то?.. Ага, точно! Написать заявление на отпуск. И чем быстрее она это сделает, тем лучше. И пусть только эта неуравновешенная Ребрикова попробует ей помешать! Соня впервые с отъезда родителей приняла какое-то решение и была намерена довести его до конца.

— Вот, подпишите, пожалуйста, — Соня положила на стол начальницы заявление на отпуск.

— А? Что? — Татьяна оторвала взгляд от монитора и какое-то время невидяще смотрела на Софью. — Тебе чего?

— Заявление на отпуск подпишете? — Соня в упор рассматривала Ребрикову.

Что-то с той последнее время явно было не так.

Исчезли ее халаты, пахнувшие потом. Равно как исчезли и бутерброды с чесночной колбасой и домашним салом. В облике начальницы наметились явные прогрессивные моменты. Пара новых свитеров. Юбка. Брючный костюм горчичного цвета. Прическа тоже претерпела серьезные изменения. К химической завивке Ребрикова присовокупила мелирование, и теперь ее полусожженные прядки волос выглядели не так уныло и бесцветно.

— Чего тебе?! — Ребрикова вдруг явно занервничала под пристальным взглядом Сони и даже покрылась неровными какими-то пятнами, которые медленно выползли из-под высветленных прядей волос и разлились багровостью до самого подбородка. — В отпуск собралась?

— Да, если позволите. — Соня потупила взгляд и с изумлением констатировала появление у начальницы еще и пары добротных дорогих сапог.

— А чего мне тебе не позволить, Перова! Гуляй, конечно же! — Чему она обрадовалась больше, трудно было понять. То ли ей импонировал тот факт, что Софьи какое-то время не будет рядом, то ли обрадовалась тому, что нашлось разумное объяснение вторжению на ее территорию в неурочное время. Татьяна быстро подписала ее заявление и протянула его Соне со словами: — Поедешь куда-нибудь?