Фея Альп - Элизабет Вернер

– Нет ничего невозможного на свете! О, как я молила небо, чтобы дедушка выкинул какую-нибудь глупость, но что ему придет в голову такая штука, мне и во сне не снилось!

– Да говори же толком! Скажи, наконец, в чем дело, – воскликнула Эрна, с неудовольствием глядя на сияющее счастьем лицо маленькой баронессы.

– Он женился, – выпалила Валли, – женился в семьдесят лет, и теперь он – новобрачный! Умереть можно со смеху! – И она, бросившись в подушки кареты, хохотала до того, что слезы выступили у нее на глазах.

– Старый барон… женился? – переспросила Эрна, не веря своим ушам.

– На какой-то девице из древнего-предревнего рода. Оказывается, все было решено, только дедушка держал это в тайне, потому что боялся сцен с моими родителями. Он для того и приезжал, чтобы взять назад из суда свое завещание, а как только вернулся, то сейчас же женился и все свое состояние отказал жене, и мы не получим ровнешенько ничего, и я больше не «партия»… Подумай только, какое счастье! Папа и твоя мудрая воспитательница составили настоящий заговор! Меня решили упаковать, как почтовую посылку, и отправить по адресу дедушки. Все мои слезы ни к чему не привели, и чемоданы были уже уложены. Вдруг приходит письмо от дедушки с уведомлением о свадьбе. У папы был такой вид, точно его хватил удар, у мамы сделалась истерика, а я протанцевала вокруг своей комнаты и выкинула вещи из чемоданов, потому что о поездке не могло быть и речи. На другое утро у нас в доме царило такое настроение, как будто целых десять громов грянуло. Дедушка попал в немилость, папа и мама вели долгие тайные переговоры, а когда после обеда явился Альберт, его сейчас же приняли.

– И ты чувствовала себя безгранично счастливой – могу себе представить! – вставила Эрна.

– Нет, сначала я была возмущена до глубины души!.. Альберт держал себя невыносимо прозаично, когда просил моей руки! Вместо того чтобы говорить о нашей вечной, безграничной любви и наших уже наполовину разбитых сердцах, он принялся самым точным образом высчитывать моим родителям, что приносит ему практика, сколько он уже заработал и сколько еще надеется заработать. Я была вне себя от этих отвратительных расчетов, разумеется, я опять стояла у замочной скважины и все слышала, – но папа и мама становились все приветливее. Под конец позвали меня, и пошли объятия, растроганные речи и слезы. Я тоже плакала и очень рассердилась на Альберта за то, что он не пролил ни единой слезинки. Дедушке отправили телеграмму – пусть немножко испортит ему медовый месяц, а завтра будет напечатано объявление о нашей помолвке, и через три месяца свадьба!

От избытка блаженства маленькая баронесса опять бросилась на шею подруге. Но в это время экипаж остановился перед виллой Вальтенберга, и для Валли наступил момент великого торжества, которым она насладилась вполне.

Пока хозяин здоровался с Эрной, Герсдорф поспешил навстречу невесте, чем навлек на себя мечущий молнии взгляд баронессы Ласберг.

– Я думала, что вы уже в деревне, баронесса, – сказала она Валли как нельзя более резким тоном.

– О нет, – возразила та с невиннейшей и кротчайшей улыбкой. – Я действительно собиралась съездить к дедушке, но так как он женился…

– Кто? – спросила старуха, думая, что ослышалась.

– Мой дедушка, барон Эрнстгаузен из Франкенштейна. А я тоже помолвлена: позвольте представить вам, баронесса, моего жениха.

Улыбка, с которой Вальтенберг принял это известие, показывала, что он уже знает новость. Зато баронесса Ласберг буквально лишилась языка и только когда кругом посыпались поздравления, овладела собой настолько, чтобы выговорить пожелание счастья; впрочем, оно звучало весьма холодно и церемонно и было принято молоденькой невестой с самой прелестной злостью. Но Валли не могла долго злиться сегодня, избыток счастья и бьющая через край веселость заставили ее забыть все.

Вследствие этого обстановка стала очень непринужденной и оживленной, хотя на столе и не было «ничего путного ни съесть, ни выпить», по выражению Гронау. В таком же веселом настроении все встали из-за стола, чтобы идти осматривать коллекцию, под которую был отведен весь второй этаж дома.

Когда перед гостями отворилась высокая дверь, им в самом деле показалось, будто их перенесли на ковре-самолете в залитые солнцем, блещущие красками чужие края. Сокровища всех стран и широт были собраны здесь в таком громадном количестве, какое было доступно только человеку, путешествовавшему много лет и располагавшему неограниченными средствами. Однако расстановка этой во многих отношениях бесценной коллекции привела бы в отчаяние человека науки, потому что она не подчинялась никаким правилам, а имела единственную цель – произвести художественный эффект. И он был достигнут вполне.

Настоящие восточные ковры разнообразных рисунков и цветов покрывали стены и драпировали окна и двери. В простенках висело оружие самого странного вида, военное снаряжение различных племен, живущих вдали от всякой культуры, пестрые украшения из перьев, опахала из пальмовых листьев. Рядом с блестящими шелковыми тканями и затканными золотом вуалями располагалась удивительная утварь и посуда, начиная с глиняной кружки для воды и кончая драгоценными кубками из благородных металлов, лежали редкие раковины и подымались исполинские ветки кораллов. Тут на полу расстилалась львиная шкура, там пестрая змея с высунутым жалом выползала из мха у подножия группы растений; стаи птиц, блещущих яркими красками юга, как живые, качались на ветках, а огромный тигр смотрел на вошедших желтыми стеклянными глазами так грозно, точно готовился сделать прыжок. Саид и Джальма в своих живописных одеяниях дополняли эту фантастическую картину.

Вальтенберг был столь же сведущим, как и любезным гидом. Он вел своих гостей из комнаты в комнату, с удовольствием отмечая, что его сокровища вызывают восторг. Само собой выходило, что, давая объяснения, он говорил и об обстоятельствах, при которых приобрел то или другое свое сокровище, и о месте, где это было, и таким образом развертывал перед глазами слушателей картину жизни, пестрой сменой опасностей и удовольствий, походившей на опьяняющую волшебную сказку. То, что он обращался преимущественно к Эрне, было вполне естественно: она одна действительно понимала и чувствовала своеобразный фантастический характер окружающего – он видел это по ее замечаниям. Эльмгорст, очевидно, нарочно не хотел показывать интереса и хранил вежливую, холодную сдержанность, Алиса же и баронесса Ласберг проявляли только поверхностное любопытство, которое всегда возбуждает все необычное.

Герсдорф служил проводником для своей невесты, но это была нелегкая задача, потому что Валли хотела все видеть и всем восхищалась, но видела, в сущности, только своего Альберта и не отпускала его от себя ни на шаг. Она порхала вокруг него, подобно одному из легкокрылых колибри из коллекции, кричала от восторга при виде какого-нибудь незнакомого удивительного предмета, как расшалившийся ребенок, к великому неудовольствию баронессы Ласберг, которая наконец почувствовала себя обязанной вмешаться, хотя по опыту знала, как мало это принесет пользы.

– Милая баронесса, мне хотелось бы обратить ваше внимание на то, что и невеста должна соблюдать приличия, – начала она свое поучение в одной из оконных ниш. – Ей следует помнить о своем женском достоинстве, а не показывать всем и каждому, что она вне себя от счастья. Помолвка – это…