Наше неушедшее время - Аполлон Борисович Давидсон

А потом дошло: дело не только в этом. Большинство строительных рабочих – только что приехавшие из деревни парни. Навыков у них было не больше, чем у нас. К тому же, если подвоз строительных материалов задерживался, а это бывало часто, они активности не проявляли – зарплата-то все равно идет. С нами – другое дело. Мы заинтересованы. Для нас ведь жилье строится.

Сколько бывало всяких случаев. Например, шоферу поручено подвозить кирпич шесть раз в день. Он привозит только пять раз. Шестую часть продает или отдает на сторону. Поднимешь шум – тебе же будет хуже. За шофером ведь кто-то стоит.

Или… Возведен очередной этаж. Он еще не перекрыт. Башенный кран должен подавать на него все необходимое: ванны, гипсолитовые плиты… Но перекрытия почему-то привозят раньше. Этаж сверху перекрывается, и все эти плиты, ванны и прочее носи по лестнице на руках. Плиты – каждая по 30 килограммов. О ваннах и говорить нечего.

Работали мы на совесть. Но, конечно, неумело. Надо ведь было осваивать кучу специальностей. И как класть кирпичи, и как соединять гипсолитовые плиты. И даже вроде бы простенькое – рыть котлованы (это называлось «работы нулевого цикла»). А поработай отбойным молотком восемь часов – всю ночь потом трясет.

От неумелости не обходилось без травм. Почти у каждого. У меня – так. Башенный кран подает тяжелый контейнер с плитами на платформу, которая выставлена из окна. Выходим через окно на платформу, открываем контейнер и вносим содержимое в дом. Только я положил руку на контейнер: раскрыть его, а крановщик, не заметив меня, решил поднять контейнер, чтобы поудобней переставить. Мою руку зажало между тяжеленным контейнером и стеной дома. Еще бы секунда – и меня зажало бы всего. Я закричал. Крановщик сразу же опустил груз. Я отделался легко: ободрало пальцы, но кости не затронуло. Только полторы недели потом работать не мог.

Но бывало и похуже. Кому-то крановщик большую бадью с раствором на ногу опустил.

Довелось мне и с перекрытиями для верхних этажей дело иметь. Стоишь на верхнем срезе стены дома. Башенный кран подает на тебя перекрытие, шесть метров в длину, две тонны весом. Когда это уже опускается до тебя, тебе надо его чуть подправить руками, чтоб точно легло, до сантиметра. А ветерок, даже легкий, раскачивает плиту. Не дай Бог, столкнет она тебя, и полетишь вниз…

Начали в начале сентября 1958-го, кончили в декабре 1959-го.

В декабре 59-го получил маленькую однокомнатную квартиру. И – главное – постоянную прописку. Так – на четвертом десятке – я стал москвичом.

На том доме на улице Вавилова и сейчас надпись над воротами: «Дом построен молодежью Академии наук».

С концом оттепели

В середине 60-х годов проявилось стремление власти к «реабилитации» Сталина. Это прозвучало в большой статье газеты «Правда», написанной, конечно, по приказу «сверху». Нам, историкам, было грустно, что авторы ее – три историка. И тот, кто тогда официально возглавлял историческую науку, – Е.М. Жуков.

Стремление оправдать Сталина привело к тому, что 25 советских ученых и деятелей культуры выступили с протестом: послали открытое письмо Брежневу. К.Г. Паустовский, М.М. Плисецкая, М.Д. Ромм, Г.А. Товстоногов, А.Д. Сахаров, П.Л. Капица, В.А. Арцимович и другие – с мировыми именами. Письмо не было опубликовано в газетах, появилось только в Самиздате. Но все же сыграло роль в том, что реабилитацию Сталина отложили.

Я знал о подготовке этого письма. Знал от Эрнста Генри (1904–1990). 30 мая 1965 г. он написал письмо Эренбургу, предварявшее этот коллективный протест. А затем стал одним из инициаторов подготовки коллективного письма Брежневу. Он даже считал, что идея подготовки письма возникла именно у него.

Я познакомился с ним, когда он приходил в журнал «Современный Восток», предлагал напечатать свою статью. Потом я бывал у него, он жил возле метро «Университет». Наслушался рассказов о его жизни. Жизнь поразительно интересная. В 1934 году он издал в Англии книгу «Гитлер над Европой?», а в 1936-м – «Гитлер против СССР». Предсказал нападение гитлеровской Германии на Советский Союз.

Эти его книги, изданные на английском языке, привлекли такое внимание, что вышли затем на немецком, французском и других языках. В Советском Союзе вышли соответственно в 1935 и 1937-м как перевод книги «английского журналиста», хотя в издательстве, скорее всего знали, что их автор – наш соотечественник.

Тот, кого я знал как Эрнста Генри (на самом деле Леонид Хентов), родился в 1904 году в Витебске, в еврейской семье. В 1917-м переехал в Москву, затем оказался в Германии. С 1933 по 1946 год – в Англии. Работал там журналистом-международником. Называл себя Семеном Ростовским и лишь потом – Эрнстом Генри. Сотрудничал с организациями Коминтерна, был представителем Совинформбюро в Англии.

Вернулся в Москву только в конце 1946 года. Сотрудничал с журналами «Международная жизнь», «Новое время».

Второго марта 1953 года арестован «за шпионскую деятельность». Через год освобожден. Какая жизнь! Как интересно было бы прочесть его воспоминания! Но не знаю, писал ли он.

* * *

Письмо протеста знаменитых деятелей науки и культуры не остановило «завинчивания гаек», которое началось в середине 60-х. Процесс Синявского и Даниэля – таких судилищ давно уже не было.

Очень громкое осуждение Некрича за его книгу «22 июня 1941 года». Осуждать, конечно, не за что. Наверно, «наверху» сочли, что настало время снова припугнуть интеллигенцию. Некрич, я его хорошо знал, старался держаться спокойно. Но все-таки кончилось тем, что ему пришлось эмигрировать: уехать в Америку.

Атмосфера, созданная широко разрекламированными расправами над Некричем, Синявским, Даниэлем и другими, вызывала тревожность, опасливость в Академии наук.

Не это ли вызвало перемены в Институте Африки, где я тогда работал?

Ведь В.Г. Солодовников, став директором Института летом 1964 года, создал в Институте сектор культуры. Он советовался со мной, кого пригласить в этот сектор. Старался помочь Л.Е. Куббелю переехать из Ленинграда в Москву, чтобы возглавить этот сектор. И сектор получился неплохой. Пригласили работать в нем и В. Мириманова, знатока искусства Тропической Африки. Но сектор прожил лишь два-три года. Его ликвидировали, сотрудникам пришлось уйти из Института.

Объяснить это трудно. Но, может быть… Институт Африки был создан в отделении истории Академии наук. В 1962 году его перевели в отделение экономики. Тогдашний директор, И.И. Потехин, считал, что Институт должен оставаться «комплексным», изучать основные проблемы африканистики. В.Г. Солодовников, сменив Потехина, готов был следовать этому подходу. В Институте продолжилось изучение африканских языков. Но вскоре все это закончилось. Сектор истории сохранился, но его