Такая-сякая - Елена Аркадьевна Шалкова

совершивший свой личный подвиг, и мама, вдохновившая его на это.

Я очень люблю лес. А муж со мной в лес больше не ходит. Однажды мы с ним заблудились в трех соснах по моей вине, кружили-кружили, спорили, с какой стороны солнце должно светить, с какой – электричка слышаться, проплутали полдня и уперлись в глубокий, прямо-таки противотанковый, ров. Муж стал ругаться, а на меня от этого и от усталости смех напал. Прекрасная осенняя погода, легкие пустые корзины, незнакомая местность, любимый человек рядом, – настоящее романтическое приключение, а он ругается, да еще и убегает от меня. Теперь грибы приносят к столу добрые люди, а ягоды покупаем на рынке.

С мамой же мы пол-лета проводили в лесу. Ягоды собирали на коленках или на попе в специальных ягодных штанах. Посмотрим друг на друга, красных, потных, перемазанных, со съехавшими у кого куда кепками – хоть на палки надевай птиц отпугивать – и хохочем.

Один раз, когда я была беременна на седьмом месяце, мы с ней напали на ягодное место и не заметили, как началась гроза. Дорвавшаяся до ягоды мама сказала:

– Переждем под деревом: гроза сейчас закончится.

Но гроза только усиливалась. Резко потемнело. Лес сразу стал дремучим. С дерева закапало за шиворот, а затем полило, как из ведра. Насквозь промокшие, мы бежали по скользкой дорожке, которую хлестал косой ливень и полосовали молнии, падали, рассыпая малину и чернику, вставали, снова бежали. Я не останавливалась, не смотрела на маму, думала только о будущем ребенке, который мог и не выдержать такого бега. Добравшись до дома, мама выпила водки, а я горячего чаю, – и все вроде бы обошлось.

Немного раньше был еще один экстремальный случай, тоже связанный с мамой и моей беременностью. Я обрывала усы у клубники и слушала радио. Когда засосало под ложечкой, встала со скамеечки – пора обедать. Позвала маму – не отвечает, стала искать – нигде нет. Заволновалась: «Лежит где-нибудь с инсультом или инфарктом: у нее же давление». Обошла все опоясывающие кооператив канавы. Спросила соседку справа, когда она в последний раз видела маму. Соседка сказала, что час назад к маме приходила Вера Ивановна. Бегом к Вере Ивановне. Дверь в домик открыта. Я отдернула развевающуюся шторку и обомлела: лежит на диване со спущенной до пола головой неподвижная мама, а на соседнем диване – почти в таком же положении Вера Ивановна. Я решила, что они мертвы, а убийца прячется в другой комнате, и, трясясь от страха, выскочила наружу и закричала на весь кооператив:

– Маму убили!

Через минуту все, кто в этот день был на даче, оказались на «месте происшествия». Сосед слева отвел меня в сторону и тихо сказал:

– Не волнуйся – они пьяные.

Оказывается, у Веры Ивановны был день рождения, она позвала маму на часок отметить это событие, а мама решила, что я не замечу ее отсутствия, и не стала мне говорить, ушла по-английски, чтобы я не осуждала ее за слабость к застолью. Выпили они самодельного вина из черноплодной рябины и отравились. Пришлось вызывать скорую помощь и делать обеим промывание.

Давно-давно в Анапе был еще один случай, хранящийся с этим в одном отсеке памяти. Мама очень любила виноград. Каждое утро ходила на рынок и приносила целую корзину винограда, сама не ела, а нас с сестрой заставляла. Сон у меня до сих пор прозрачный. Вот и тогда в Анапе я просыпалась ночью от какого-то звука, открывала глаза и видела маму, с жадностью поедающую в темноте виноград. Примерно о том же мне говорила баба Маня, папина мама, несколько лет перед смертью живущая с моими родителями и страдающая бессонницей:

– Наташа ночью открывает холодильник и ест.

Я не психолог. Разве мама не заслужила есть, что ей хочется, и жить, как ей хочется?

Мои переживания каким-то образом повлияли на внутриутробное развитие плода, и Сережа родился с трепетной нервно-психической организацией.

При маме дачная жизнь включала в себя ежевечерние променады: приятно было пообщаться со знакомыми, посмотреть на красоту усаженных цветами участков, – в отличие от нашего сплошного огорода, устроенного прагматичной мамой. Однажды прохладным уже вечером она достала из шкафа два пальто, сто лет назад вышедших из моды, но когда-то лучших в ее гардеробе. Теперь другие времена. Свезенная на дачу рухлядь давно выброшена – одеваемся во все лучшее. А тогда я надела белое с начесом, а мама – голубое кримпленовое. Накрасились и пошли гулять по кооперативу. Два клоуна. От Феллини. Мамин знакомый, кандидат наук и обладатель модной жены, с удивлением посмотрел на нас и улыбнулся:

– Куда это вы вырядились?

Смеялись мы с мамочкой до конца прогулки: она была такая же хохотушка, что и я. Бабушка бы сказала: «Смех без причины – признак дурачины» или «Ну вот, опять к ним смешинки в рот попали». Когда я ребенком услышала эту фразу в первый раз, то долго допытывалась, что такое «смешинки» и как они попадают в рот.

Всю жизнь я поражалась маминому таланту ввернуть в разговоре меткое словечко. Она скажет его серьезно, я – с задержкой на осмысление – начинаю смеяться, она, глядя на меня, – тоже, – и не можем остановиться.

Мамин дачный интеллектуальный досуг помимо чтения включал в себя преферанс со Славкой Туловским и шахматы с любимым зятем. Когда Славка запил, остались только шахматы.

– Ну, что, сыночек, сыграем?

Если «сыночек», т.е. мой муж, выигрывал, она очень расстраивалась:

– Да. Память и мозги уже не те.

На мой вопрос, какой счет по партиям, тактичный муж, уважавший былые спортивные заслуги тещи, неизменно говорил:

– Фифти-фифти.

За несколько лет до смерти мама похудела и стала очень уставать. Если ходили за грибами, то недалеко. Через полчаса мама садилась на мягкую моховую кочку, преданный Дик пристраивался у нее в ногах, и она извиняющимся голосом говорила нам с Сережей:

– Мы с Дикочкой вас здесь подождем.

Очень переживала утрату прежней красоты. У зеркала жаловалась:

– Лучше на себя не смотреть: старая, страшная.

Но я-то любила ее от этого еще больше.

– Какая же ты страшная и старая? Глаза такие же голубые, а твои ровесницы по сравнению с тобой – древние старухи. Ты просто перестала следить за собой. Подкрась реснички, намажь губы и вперед!

Как мама раньше следила за собой! Постоянно делала маски, учила меня правильно кончиками пальцев наносить крем на лицо. Когда начинался грибной дождь, мы кубарем слетали с лестницы на косметический массаж и, как две дурочки, подставляли счастливые лица под колкую дождевую шрапнель.

А