А&В. Бабочка - Tais

Приталенное бежевое пальто ровно до бедер. И крупный завязанный каким-то инопланетным образом синий шарф. Как только он к ней подошел, они о чем-то заговорили. Было не разобрать с такого расстояния, о чем именно. Но через пару реплик раздался ее звонкий смех. Он сжал кулаки. Здравый смысл кричал ему уходить, но слушать его он не собирался. Глаза застилала злоба. Все, что ему снилось, правда. Это ее любовник. «Вот почему мы такие вялые после, да, дорогая? Поэтому времени на меня у тебя нет?!». Он вмиг оказался рядом с ними.

— Ну здравствуйте! — выкрикнул он.

— Дэн!

— Дорогуша, кто этот хам, который так грубо прервал нашу беседу? — поинтересовался парень, подошедший к Лилит. Дэннис заметил, что у него накрашены ресницы и брови, а на лице толстый слой тональника.

— Не ожидала меня здесь увидеть, любимая?! — спросил Дэннис на повышенных тонах, проигнорировав слова этого парня.

— Ты что, следил за мной?! — огрызнулась она.

— И как видно, совсем не зря. Что это за попугай разукрашенный?

— Дэн! Мы же договаривались!

— Доверяй, но проверяй. Слышала такую поговорку?

— Дэн, да это просто смешно! Он мой коллега! Ты такие сцены теперь постоянно закатывать будешь?!

— Не ври! — крикнул он ей в лицо. Она испуганно отшатнулась.

— Молодой человек, — сказал этот парень. — Кем бы вы ни были, я прошу вас удалиться.

— Ты мне будешь говорить, что мне делать?

— Она сказала чистую правду, я — ее партнер по сцене. — Желая показать, что не желает зла, он примирительно поднял руки ладошками кверху. — Только и всего. Я играю Отелло.

— Я — ее парень. И давно вы с ней спите у меня за спиной?

— Дэн! — выкрикнула она.

— Да кем, вообще, нужно быть, чтобы подозревать этого ангела в таком?

— Здравомыслящим человеком?

— Скорее наоборот, больным на голову.

— Чего сказал?!

— Дэн! — вновь крикнула она громче прежнего и остановила его. Он сделал шаг к нему с недвусмысленным намереньем дать по морде.

— Я сказал, что вы больны. И вам нужно лечиться.

Он сжал кулаки, но взял себя в руки. «Не здесь и не сейчас. Не при свидетелях» — сказал он сам себе.

— Венц, пожалуйста, оставь нас.

— Уверена?

— Да. Все будет хорошо.

— Дорогуша, мой тебе совет: беги от него. Он с головой не дружит. А вам, молодой человек, лучше взяться за ум. Попросите о помощи, сходите к врачу, попробуйте вылечиться. Если вы ее любите, вы просто обязаны это сделать.

— О помощи просят только трусы и слабаки, — процедил Дэн сквозь зубы. Глаза его были налиты кровью, ноздри широко раскрыты, он шумно вдыхал и выдыхал.

— Если вы так считаете, то мне вас искренне жаль. Вы, наверно, очень несчастны. — Сказав это, он удалился, а они остались вдвоем.

— Будешь оправдываться или признаешься сама, шалава? — Он ничуть не сбавил тона. В его голосе сквозила ненависть такой силы, что ее бросило в дрожь.

Она отвесила ему пощечину. Щеку сильно прижгло.

— Что ты творишь, Дэн?! Ты же обещал! У меня много коллег парней. Это неизбежно. Это совершенно не значит, что я с ними трахаюсь! Неужели ты не понимаешь этого? Или мне теперь ни с кем общаться нельзя? Надеть паранджу и не выходить из дома, что ли?! Мне так за тебя стыдно!

— А за себя тебе не стыдно, нет?

— Уходи! Видеть тебя не хочу! — Она толкнула его в грудь. — Проваливай! Сейчас же! — Она сделала пару шагов назад, собираясь уходить. Он схватил ее за руку чуть повыше локтя. — Отпусти!!! — это был уже не крик, а визг полный страха. Только сейчас он заметил, что ее всю трясет, а глаза полны слез.

— Уходи, Дэн! — вновь повторила она, захлебываясь слезами.

Его настолько ошарашила ее реакция, что он просто не знал, как поступить. Рука сама собой разжалась, отпустив ее. Он ожидал упреков, оскорблений, криков, оправданий, но точно не паники в ее глазах, не слез. Внутри зародилось гадкое чувство. Стыд. Как только ее отпустили, его бабочка тут же упорхнула в театр. Он ринулся за ней, но при входе его развернули охранники. Ему туда вход заказан.

Полностью разбитый он сел на ближайшую скамейку и стал караулить ее у входа. Утро сменилось днем, туман ушел, выглянуло солнце, которое ничуть не согревало, потом солнце закатилось за горизонт, а он все сидел. Взошла луна, сделала полукруг и зависла высоко в небе. Лилит так и не вышла. Видимо, прошмыгнула через другой вход, подумал он.

Хоть и просидел он там столько времени, в голове не появилось и мысли, что сказать ей и как себя вести. Он не представлял даже, чего он этим хотел добиться. Что он сделает, когда ее увидит? Ударит? Кинется в ноги и будет умолять о прощении? Страстно поцелует? Или придушит?

На место злости пришла пустота. И в душе и на уме. Пока сидел он ни о чем не думал. Находился словно в бреду, не чувствовал течение времени и холода. Реальность для него в тот момент была чем-то абстрактным, не существующим. Когда понял, что ее он сегодня больше не увидит, он встал со скамейки, и, не отдавая отчета своим действиям, пошел. Куда именно он не знал и сам, а ноги в результате сами привели его к дому Новака.

Жестокая апельсинка

Когда раздался дверной звонок, он чистил апельсин и параллельно переписывался в соцсети с Эндрю. За эти несколько дней они сильно сблизились. Сильнее чем он рассчитывал, но ему это только нравилось. Его бывший психотерапевт с ролью друга справлялся куда более успешно, чем с ролью врача. Они буквально каждую свободную минуту общались. Перекидывались смешными картинками, рассказывали, как проходит их день, просто болтали ни о чем. Новак уже успел забыть, какого это разговаривать с другом, не ожидая оскорбления в свой адрес. Он был нужен кому-то, этот кто-то понимает его, дорожит им. Бальзам на душу. Но, как бы ни было все у него прекрасно, размышления об их погибающей дружбе с Дэном (или уже погибшей, если верить словам Эндрю) его не оставляли. Добавляли, так сказать, ложку дегтя в бочку меда. Эндрю считает, что их с Дэном отношения давно изжили себя.

Как-то вечером они обсуждали это, и он написал: «Алекс, не пытайся реанимировать труп, который уже разложился. Все кончено. Ваша дружба уже в прошлом, теперь вы просто хорошие знакомые, а совсем скоро станете незнакомцами. Так иногда случается, ничего не попишешь. Вот и все».

Что ж, это вполне здравое предположение. Но Новак был уверен, к ним оно