А&В. Бабочка - Tais

не применимо. Он не смог бы внятно объяснить почему, если бы кто-то спросил его об этом в лоб. Но ему это казалось таким же простым, как два плюс два. У нормальных людей да, именно так и происходит: отношения завязываются, развиваются, потом портятся и заканчиваются. Но у них не так.

В детстве его часто спрашивали, что сподвигло такого доброго и милого мальчика связаться с этим исчадьем ада в лице Дэнниса? На это он всегда приводил сравнение Дэна с кокосом. Внешне он не очень, шершавый, твердый, не дружелюбный. Но внутри сладкий и мягкий. Надо просто найти силы его расколоть.

Тогда он гордился таким красивым сравнением, но спустя годы понял, что оно неверно. Дэн не был кокосом. Внутри никогда не было блаженной сладости, резко вступавшей в контраст с внешним видом. Он никогда не был добрячком, ни при каких обстоятельствах. Дэн всегда Дэн. Но с кем же его тогда сравнить, думал он, сидя перед компьютером? В руках он повертел только-только очищенный апельсин. Посмотрел на него таким взглядом, будто впервые апельсин в своей жизни встретил, и его сразу осенило. «Апельсин!». Такой же рыжий и странный. Сверху твердая и невыносимо горькая кожица, вокруг резко бьющий в нос аромат цитруса, который ни с чем не спутаешь, а внутри мякоть сладкая и все же кисловатая. Дэн всегда оставался самим собой. Но иногда раскрывался с другой, закрытой всем остальным, стороны. Когда они часами болтали ночами, когда обсуждали свои семейные проблемы, когда проводили вместе время, он не становился другим человеком. В его речи также улавливались грубые нотки и наплевательство на чужие чувства, но он был откровенен с ним. И именно за это он его и любил. Именно эта кисловатость ему была по вкусу.

Их отношения не такие как у всех остальных. Они не просто лучшие друзья, они нечто большее. Что-то такое, чему еще слово не придумали. Не будет как у всех. Слишком уж хорошо они друг друга знали, слишком нужны друг другу. Без этой кисловатости он больше жизни своей не представлял. И он точно знал, что и Дэн чувствует себя так же. С какой-то неведомой целью он загородился от него своей горькой коркой и не подпускает. Причину он обязательно выяснит. Когда-нибудь. А сейчас их отношения продолжаются, кто бы что ни говорил.

Звонок в дверь был долгий, натужный. Будто кнопку заклинило. Он открыл дверь. На пороге стоял Дэннис. Бледный, изможденный. Глаза впали глубоко в череп, под ними зияли мешки. Его чуть потряхивало, видимо, от холода. Но это все мелочи по сравнению с взглядом. Он был настолько пустой и отрешенный, что Дэн сам на себя похож не был. Множество раз Новак видел его в похожем состоянии. Когда его мать уходила в длительные периоды загула, он выглядел похожим образом. Но сейчас все явно было куда хуже обычного.

Он отворил дверь, но никто не сказал приветствия. Пару секунд они смотрели друг на друга.

— Саша, кто там? — спросила его мать. С того инцидента она пришла в себя. Или, по крайней мере, так утверждала сама.

— Можно Дэннис у нас ночевать останется?

— Конечно! — воскликнула она, не выходя из комнаты, так как зашивала свою юбку. Она всегда любила, когда Дэн к ним заглядывал. И дело было не в том, что ей нравился сам Дэннис. Это как раз было наоборот, но она была рада, что у сына есть друг, каким бы он ни был. Слишком уж сильно она боялась в детстве, что у него никогда не будет друзей из-за болезни. — Он, наверно, голодный. Я сейчас выйду, положу.

— Не напрягайтесь, — это уже сказал Дэн. — Мы сами прекрасно справимся.

— Хорошо. Мальчики, только сильно не засиживайтесь. Поздно уже, а вам в школу завтра.

— Ма-ам, — протянул Новак. — Мы же уже не маленькие. Третий десяток пошел. Сами знаем.

— Не мамкай мне тут. Именно сейчас за вами нужно глаз да глаз. Гормоны, вседозволенность и отсутствие мозгов. Сейчас все хуже, чем когда вам было по десять.

Новак закатил глаза, но по-доброму. Так мог только он. Был у них дома какой-то едва уловимый уют. У Дэна дома такого никогда не было. Как зашел, у него сразу в душе потеплело. По-хозяйски он разделся, открыл шкаф, повесил куртку, разулся, прошел на кухню. Конечно, в гостях он не впервой. На кухне он поставил чайник, достал кружку из шкафчика, взглянул на Новака, прошедшего за ним на кухню следом, достал вторую кружку.

— Как обычно? — тихо спросил Дэн.

— Да.

Ему он налил его любимый зеленый чай с имбирем и лимоном, себе чашку крепкого кофе. От резких запахов имбиря, лимона и молотого кофе, смешавшихся в единый одурманивающий букет, щипало в носу. Кружки звякнули, когда Дэн поставил их на стеклянный стол.

— Расскажешь, что произошло? — спросил Алекс, с удовольствием прихлебнув из своей кружки.

— Нет, не в этот раз, — ответил Дэн, тоже сделав глоток.

А вот этого Новак точно не ожидал. Глаза его округлились, выдав удивление. После загулов матери обычно его хлебом не корми — дай душу излить. Покрывая ее трехэтажными оскорблениями, он в красках рассказывал, что именно довело его до текущего состояния. Он думал, что все пойдет по заведенному и не раз уже отработанному распорядку. Но нет. «Что-то не так» — шевельнулся червячок беспокойства в его голове.

— Почему?

— Потому что не хочу? — ответил он вопросом на вопрос.

— Если выскажешься, тебе легче станет.

— Откуда такая уверенность? — Он пристально посмотрел на него. Так, будто он мог дать ему гарантию, что после все будет хорошо, а этот кошмар закончится.

— Просто расскажи. Я хочу знать. И обещаю помочь, чем смогу.

Он странно пожал плечами. Так будто вовсе не пожал, а вздрогнул. Так, как вздрагивают при рыданиях.

— Да чем ты мне поможешь, — под нос сказал он сам себе, сделав еще глоток.

Новак не нашелся, что ответить. Молча, они допили свои напитки. И он по обыкновению пошел мыть посуду. Дэн встал за ним, открыл холодильник.

— Есть что пожевать?

— Там плов был. Посмотри на нижней полке.

— А точно. — Он извлек большую кастрюлю и, положив ее на тумбу вместе с тарелкой, стал накладывать. Руки его тряслись, быстро это делать у него не получалось.

Новак домыл кружки, вытер руки вафельным полотенцем и пристально посмотрел на Дэна. Он специально не отвечал на этот взгляд, усиленно смотря на плов.

— Дэн, — почти шепотом сказал Новак и положил ему руку на одно плечо. Приятный жест, успокаивающий. — Я знаю, тебе