Великие битвы великой страны - Сергей Алексеев

«Эх, власть бы мне в руки, – говорил Пугачев. – Я этих бар и господ в дугу, в бараний рог крутанул бы. А мужику и рабочему люду – волю-свободу, землю и солнце. Паши, сей, живи, радуйся!»

«Ох, Омелька, быть бы тебе царем, великим государем», – отвечал на это Савелий Лаптев.

«Эка куда хватанул, – усмехнулся Пугачев. – Да разве может так, чтобы царь – и вдруг из простого народа?»

«Не бывало такого, – соглашался солдат. – Прав. Не бывало. Да мало ли чего не бывало…»

Потом судьба разлучила друзей. Прошли годы…

– Так как, говоришь, Лаптев сказал? – обратился Пугачев к Гришатке.

– Поклон тебе, великий государь… – начинает мальчик.

– Стой, стой, – прервал Пугачев. «Великий государь! – произнес про себя и подумал: – Одобряет, выходит, Лаптев. Не забыл старое. Царем величает. Ну что же, царь так царь. Держись, Емельян Иванович». – Эй, Гришатка! – закричал Пугачев. – Залезай-ка на лавку. А ну, давай я тебя по-царски.

– Да я сам, ваше величество.

– Ложись, ложись, говорю. Не упорствуй.

Намылил Пугачев Гришатке спину, живот, натер бока до пурпурного цвета мочалой. Взялся за березовый веник. Заходило под взмахами Гришаткино тело. Разыгралась, забилась в сосудах кровь.

– Вот так, вот так, – усмехаясь, приговаривает Пугачев. – Чтобы болезни и хвори к тебе не пристали. Чтобы пули тебя не брали. Чтобы рос ты, Гришатка, как дуб среди степи. Чтобы был ты не раб, а казак!

Потом Пугачев подхватил в бадейку воды. Отошел, размахнулся, хлестанул на Гришатку.

Гришатка захлебнулся и фыркнул:

– Уф!

Собралось в Берды до трех тысяч простых крестьян – мужиков-лапотников. Они-то и ружья в руках никогда не держали. Многие пики не видели.

Приказал Пугачев для крестьянской части своего войска устроить учения.

Вели занятия сразу же за слободой на открытом месте. Бегают мужики в атаку. Учатся пикой владеть, в казацком седле держаться.

Тут же неподалеку установлено три щита и на них мишени. По мишеням из ружей идет пальба.

Около стрелков крутится Гришатка. Интересно ему. Стоит, смотрит.

Стараются мужики. Пугачев заявил, что лучшему стрелку будет с его царской головы шапка.

Шапка дорогая, мерлушковая, с малиновым верхом. То-то бы угодить в самое яблочко.

Однако дела стрелков плохи. В щит еще кое-как попадают. А вот о большем не думай.

Намучились, намерзлись крестьяне. Стали роптать:

– Ружья кривые. Мишени далекие. На морозе руки дрожат. Попробовал бы тут сам царь-батюшка в яблочко стрельнуть.

А в это время Пугачев прибыл проверять, как идут учения, и услышал крестьянские речи.

Подъехал Емельян Иванович к стрелкам. Увидев царя, крестьяне попадали ниц.

– Встаньте, – приказал Пугачев. – Тут воинский плац, а не государевы палаты. Тут пригиб не мне, а умельцам делай.

Поднялись мужики.

– Ружья, значит, кривые?

Замялись крестьяне.

Слез Пугачев с коня.

– Ну-ка, подай сюда кривое ружьецо-то.

Подали Пугачеву ружье.

Вскинул Емельян Иванович стволину. Приклад к плечу, палец к курку – бах!

– Попал, попал! В самую отметину! – заголосили крестьяне.

Взял Пугачев второе ружье – во вторую мишень. Взял третье, вскочил на коня и с ходу, с рыси – в третью.

И снова в самую середину, снова навылет.

Поразевали крестьяне рты. Остолбенели от такого умельства. И Гришатка разинул рот. «Ай да стрелок! Ай да царь-батюшка!»

Подъехал Пугачев снова к крестьянам.

– Ну как, детушки, ружья кривые или глаз ваш косит?!

– Глаз, глаз, государь! – закричали крестьяне.

– То-то, – рассмеялся Пугачев. – Как же нам с шапкой, детушки, быть?

– Твоя шапка, твоя! – кричат вперебой крестьяне. – Тебе полагается. По закону. По справедливости.

– Эн, нет, – говорит Пугачев. – А ну-ка выходи, кто смелый.

Нет смелых. Боятся стрелки при царе попасть в полный конфуз.

В это время Пугачев заметил Гришатку.

Сунул Пугачев ему в руки ружье.

– Стреляй!

Прицелился Гришатка. Руки дрожат. В глазах туман. Однако ослушаться государя боится. Стрельнул.

– Попал, попал! – взвыли мужики. – Ух ты, в самую тютельку, в самое яблочко.

– Ух ты! – не удержался и сам Пугачев. Снял он со своей головы шапку. – На, получай!

Растерялся Гришатка, как быть, не знает.

– Бери, бери! – гудят мужики. – Государь жалует.

Взял Гришатка шапку, надел, утонул по самые уши. А когда приподнял шапку, то Пугачева рядом уже и нет. Лишь снег от конских копыт клубится.

– Эх, мало, мало у нас пушек! Ружей мало. Пороху бы нам побольше! – сокрушается Емельян Иванович.

Затеял Пугачев разные хитрости. То среди ночи подвезут казаки под самый Оренбург охапки сена и распалят костры. В крепости подумают, что это подошла пугачевская армия, и откроют страшный огонь из пушек.

– Так-так, – посмеивается Пугачев. – Хорошо. Ядер у них тоже не тысячи. Пусть, пусть постреляют.

Потом стали выманивать из крепости воинские отряды.

Для этого поступали так. Подойдет пугачевский разъезд поближе к городу. А основные силы в стороне, в засаде.

Увидят в крепости, что отряд мал, откроют ворота. Вылетят конники. Пугачевцы же делают вид, что отступают. Заманивают они неприятеля. Подведут солдат к задуманному месту. А там – раз! – выскочили из засады товарищи. И неприятельский отряд либо в плену, либо порублен.

Однако в Оренбурге вскоре догадались про пугачевские хитрости.

Сколько ни ездят казаки к Оренбургу, как ни кричат, ни выманивают осажденных – никакого успеха.

Тогда Пугачев приказал запрячь в сани тройку добрых коней.

Оделся и сам поехал.

– Батюшка, да куда же ты? – взмолились пугачевские помощники. – Да видано ли дело, чтобы сам царь – и вдруг вроде как за приманку. Да пожалей ты себя. Не царское это дело. А вдруг как убьют!

– Не убьют, не убьют, детушки, – отвечал Пугачев. – Не убьют. Я завороженный. Ружья нужны нам, ружья. Нельзя нам без них.

И вот тройка у самого города.

Промчался Пугачев взад-вперед вдоль оренбургского вала.

– Эй, солдатушки! – закричал. – Вам ли против своего законного государя идти. Рушь господ, открывай ворота.