Лоуни - Эндрю Майкл Херли

— Я обнаружил еще одну комнату, — улыбнулся Родитель.

— О чем ты говоришь? — спросила Мать.

— В глубине кабинета, — ответил Родитель, — есть комнатка. Я никогда раньше там не был.

— Вы уверены? — спросил мистер Белдербосс.

— Вы помните старый гобелен? — вопросом на вопрос ответил Родитель. — Между картинами.

— Да, — подтвердил мистер Белдербосс.

— Я случайно сдвинул его в сторону и обнаружил сзади дверь, — объяснил Родитель.

— О, господи! — воскликнул мистер Белдербосс.

— Я подумал, что, если мне удастся найти ключ, мы могли бы зайти внутрь и посмотреть, что там. — Родитель улыбнулся.

— Ладно, это подождет, — отрезала Мать, в первый раз за это время обратив на себя внимание Родителя и показывая глазами, что отец Бернард готов к молитве.

— А, прошу прощения, преподобный отец, — извинился Родитель и опустился на стул.

— Мы все еще не в полном составе, — заметила миссис Белдербосс. — Где Эндрю?

— Он наверху отдыхает, — объяснил я.

— Сходи за ним, — приказала Мать.

— Ох, оставьте его, — сказала миссис Белдербосс.

— Как это оставить? — возразила Мать. — Ему следует быть здесь, раз мы молимся за него.

— Он устал, — сказал я.

— И что теперь? — Мать была непреклонна. — Мы все устали.

— Я знаю, — согласилась миссис Белдербосс. — Но из-за шума прошлой ночью я бы предположила, что Хэнни спал меньше, чем остальные. Если он уже улегся, наверно, лучше оставить его в покое.

— Согласен с Мэри, — сказал мистер Белдербосс.

Отец Бернард откашлялся.

— Может быть, пора начинать, миссис Смит?

— Эстер? — окликнул ее Родитель.

— Хорошо, — резко сказала Мать и склонилась над столом, чтобы зажечь свечи.

Миссис Белдербосс вздохнула и посмотрела в окно.

— Я все-таки надеюсь, что погода будет получше, когда мы в понедельник отправимся в обитель, — проговорила она. — Когда дождь, это совсем не то, правда, Рег?

— Да уж, — согласился мистер Белдербосс, — совсем не так было в прошлый раз, помнишь?

Миссис Белдербосс повернулась к отцу Бернарду.

— Это был чудесный день, — пояснила она. — Солнце появилось сразу же, как только мы приехали. И какие красивые были цветы. Всё магнолии и азалии.

Отец Бернард улыбнулся.

— Все так радовались, правда, Рег? — продолжала миссис Белдербосс. — Особенно Уилфрид.

— Какое прекрасное воспоминание о вашем брате, мистер Белдербосс, — сказал отец Бернард.

Мистер Белдербосс кивнул:

— Пожалуй, да. Говорят ведь, что мы должны помнить о людях в их самые счастливые моменты, не так ли?

— Точно, — согласился отец Бернард. — Что мы приобретем, если будем поступать по-другому?

Мистер Белдербосс посмотрел на руки:

— Это был последний раз, когда я видел его таким… убежденным… во всем. Потом уже не знаю. Он как будто…

— Как будто что? — задал вопрос отец Бернард.

Мистер Белдербосс огляделся, по очереди останавливая взгляд на каждом из нас. Мать сощурилась в ответ, совсем незаметно, но достаточно, чтобы мистер Белдербосс понял и замолчал. Наступила секундная тишина. Миссис Белдербосс коснулась руки мужа, и он в ответ положил свою руку на ее. Мать задула спичку, которую держала в руке:

— Я думала, мы собирались начать.

Отец Бернард посмотрел на нее, затем перевел взгляд на мистера Белдербосса:

— Простите, Рег, я не хотел расстраивать вас.

— О, не беспокойтесь, — ответил мистер Белдербосс, вытирая глаза носовым платком. — Все в порядке. Начинайте, преподобный отец.

Отец Бернард открыл Священное Писание и передал его мне.

— Почитай нам, Тонто, — попросил он.

Я положил книгу на колени и прочел наставления апостолам, которые Иисус сделал, чтобы подготовить их к гонениям, предстоящим на их пути.

«Предаст же брат брата на смерть, и отец — сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их; и будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется».

Мать смотрела на отца Бернарда и одобрительно кивала. Этот отрывок из Библии был ее манифестом. Дома эти строки были написаны витиеватым почерком в стиле разукрашенной рукописной Библии и помещены в рамочку на кухне. Долг — или скорее активная демонстрация долга — составляла главный смысл жизни Матери, и пренебречь призывом к служению было равносильно в ее глазах совершению самого страшного греха. Она была твердо убеждена в том, что мужчины должны, по крайней мере, размышлять о том, чтобы стать священниками, а все мальчики обязаны прислуживать у алтаря. Она говорила, что в некотором смысле завидует мне, потому что у меня есть возможность быть ближе к Богу, содействовать чуду пресуществления, в то время как ей приходится иметь дело с организацией fêtes[16] и благотворительных базаров.

Все это обсуждалось до бесконечности со времени моей конфирмации, но в прошлый раз, когда мы вернулись из «Якоря», идея надеть на меня рясу стала для Матери миссией. Наступило время, сказала она, и совершенно очевидно, что отцу Уилфриду нужна помощь.

— Ты должен сделать это ради своего брата, если уж на то пошло, — заявила Мать. — У него никогда не будет этой возможности.

Думаю, для нее было сюрпризом, что я так легко согласился. Я хотел стать алтарником. Хотел быть слугой для Господа. Я хотел больше всего на свете увидеть те части церкви, куда никто не мог входить.

Вот так и оказалось, что в тринадцать лет сырым субботним утром я пришел по дорожке в дом священника. На мне был плохо пригнанный бежевый костюм, а в голове намертво затверженные инструкции Матери на предмет учтивого общения со священником. «Да, отец Уилфрид». «Нет, Отец Уилфрид». Говори, когда с тобой заговорят. Ты должен смотреть с интересом. Отвечай на его вопросы, как мальчик, который ходит в церковь с самого дня своего появления на свет. Не глотай начало слов.

Дверь мне открыла мисс Банс, и я объяснил ей, зачем пришел. Она впустила меня и указала на стулья в коридоре. Там уже сидел мальчик. Он явно впервые столкнулся с высыпанием угрей на лице и громко сопел. Костюм на нем сидел еще хуже, чем на мне, лацканы пиджака были усыпаны перхотью и выпавшими волосками. Он взглянул на меня и нервно улыбнулся, протягивая руку:

— Тебя тоже мать послала?

Пухлому, веснушчатому, немного старше меня, бедному Генри Маккаллоу, с его отрыжкой тухлыми яйцами и прыщами, предстояло быть моим напарником у алтаря, выполняя те действия, которые практически совсем не требуют мозгов. Он служил полотенцедержателем и выпрямителем свечей. Он открывал крышку органа перед началом мессы и подносил мисс Банс табуретку.