Демоны в раю - Дмитрий Липскеров

— Ах ты, ворюга! Ишь, паразитов развелось!!! Сучонок!..

Жирдяй был обут в казенные башмаки, сделанные так, чтобы их и за десять лет не сносить. Носок правого неуемно бил под ребра, доставая почти до легких, отчего Рюмину стало совсем невозможно дышать, лишь кашель рвал его тело на части. Вместе с тем он удивлялся странной жестокости бьющего, никак не мог ее понять, а потому счел совершенно несправедливой.

Вэл впервые пожалел, что не освоил национальную борьбу, что даже каких-либо мышц не накопил, но он вспомнил, что благодаря провидению и своему отцу являегся обладателем железных зубов. Без тени сомнения он пустил свое единственное оружие в ход — изловчился, поймал ртом избивающий его ботинок, тупой носок, и что было силы сжал зубы, словно тиски.

— А-а-а!!! — услышал он. — Твою-ю-ю ма-а-ать!!!

Жирдяй вопил, казалось, на всю степь, пытался трясти ногой, но Вэл все сильнее стискивал железные зубы и был похож сейчас на боевого пса, сомкнувшего челюсти в мертвой хватке.

— Отпусти-и-и!!! — визжал служитель поезда. — Ах ты, гаденыш!!!

Но истошные крики никак не смущали парня, его зубы продолжали сжиматься, пока Рюмин вдруг не почувствовал, что часть ботинка отделилась от основной и осталась у него во рту. Вместе со вкусом гуталина он различил приторную сладость крови.

— Он откусил мне палец!!! — заорал жирдяй и, за катив глаза, повалился на кули с вонючим бельем.

На крики сбежался разный служивый люд. Через вопли проводников и официанток из вагона-ресторана Вэл понял, что травмировал самого начальника поезда.

Сначала из его рта выковыряли часть ботинка с откушенным пальцем и вернули владельцу, а затем избивали долго и упорно, стараясь выбить железные зубы. Но на то они и железные, чтобы не выбивались. Зато губы пострадали чудовищно.

Вэла Рюмина выкинули из окна купе прямо в степь. Хорошо хоть, что поезд стоял, а то бы жизнь молодого человека на том и закончилась… Но жизнь, ее ветер, напоенный вечным стремлением в никуда, чаще всего на стороне молодых.

Вэл провалялся в пожухлой траве бессознанным неизвестно какое время… Когда он пришел в себя и приподнялся на трясущиеся конечности, поезда не было. Только запах от жизнедеятельности человеческих тел густо стоял над ржавыми рельсами.

Он понял, что толкач все же прибыл и увез поезд в Саратов, оставив его умирать в безжизненной степи.

У него остались совершенно лишние в степи деньги, предусмотрительно зашитые матерью в пояс брюк. В их правом кармане парень обнаружил измятую и окровавленную брошюру про экспрессионистов. В шумящей голове пронеслись образы великих художников, чьи полотна он никогда не видал. Но их необычайные судьбы наполнили его организм огромной силой, он повыше поднял голову и сначала пополз псом-победителем, а затем, перетерпев боль, поднялся с колен во весь рост и зашагал все уверенней и уверенней навстречу своей длинной жизни.

За неделю ему удалось пройти двести километров. Он почти до костей стер ноги, стал худее собственной тени, и когда вошел в маленький городок со странным названием Крыс, то пугал встречных своим видом чрезвычайно. Особенно его железная улыбка, ржавая от еще не отошедших побоев, вывороченные негритянские губы вызывали у горожан чувство потустороннего страха, вдруг выползшего на эту сторону.

Взглянув на свое отражение в витрине, Вэл понял, почему от него отшатывается публика, и первым делом посетил городскую парикмахерскую, где работал частником маленький человек неизвестной национальности с очень длинным и кривым носом, с курчавой шевелюрой на затылке и лысиной на большом морщинистом лбу.

— Стрица? — спросил он, ужасно картавя. — Брица? — Человек смотрел на вошедшего снизу вверх, и его совершенно не пугала внешность клиента. — Итак?

— И то, и то, — согласился Вэл.

Он сел в кресло и был накрыт белой простыней, натянутой до самого кадыка.

Человек оказался истинным артистом своего дела. Он так искусно постриг Вэла — тщательно обойдя ножницами и расческой шишки и ссадины… И так приятно было молодому человеку, когда по распаренной коже щек заскользило опасное лезвие, а потом струи одеколона «Шипр» заставили его морщиться.

А потом странный парикмахер отказался от денег, объяснив, что ему дико приятно было иметь такого клиента.

Оказалось, что прямо за залом находилось и жилище мастера, в котором накрыт стол с разными кушаньями. Вокруг него хлопотала упитанная черноволосая женщина лет двадцати пяти, с удивительно бледно-белой кожей на лице и обнаженных руках. Зато глаза ее горели раскаленными углями, будто печь у нее была в голове, а не мозг.

— Моя Ефимочка! — улыбался парикмахер — Ефимочка моя!..

Его кормили, подкладывая в тарелку лучшие кусочки дымящегося мяса, подавали влажное полотенце, чтобы он стер с губ жир. А он, слабый и измученный, хоть и спрашивал себя, за что ему такая благодать, ответа не искал, принимал все по немощи временной… Здесь же, за столом, Вэл Рюмин заснул…

Проснулся он от какого-то невероятного чувственного сна. Открыл глаза и увидел над собой разметавшиеся, как конская грива на скаку, черные волосы. А потом он сам ощутил себя скакуном, которым управляет невиданный всадник.

— Ефимочка-а-а! — протянул он, почти просто нал. А она продолжала аллюр на его плоском животе, поражая своим бледным, кефирным телом. Но и в ночи глаза Ефимочки горели черными опалами… — Ефимочка-а-а!..

Ее крик, словно паровозный свист, разорвал ночь. Его стон вторил ей, но утонул в мощи Ефимочкиной страсти…

А потом она быстро ушла, мелькнув тяжелыми ягодицами…

Вэл, обессиленный жизненными невзгодами и Ефимочкой, тотчас заснул, но, казалось, через секунду был разбужен парикмахером. В ночное окно лишь только отблеск первого солнечного луча явился.

— Вам пора уходить, молодой человек! — шептал цирюльник и тащил с кровати парня за руку. — Пора!

Пока Вэл одевался в приведенную в порядок одежду, стараясь разлепить спящие глаза, хозяин парикмахерской тихонечко приговаривал:

— Наших здесь нет. Да и откуда им взяться… Вы хоть на нашего и не похожи… Я понимаю, что вы не наш…

— На кого на ваших? — еще не окончательно проснувшись, спросил Вэл.

— А вам зачем?.. Вам не надо… Я вам билет на утренний проходящий взял. Вам спешить необходимо…

— А куда поезд?

— В центр… Здесь нет наших, а все должно продолжаться. Бабы должны рожать — в этом их счастье… А я дело ему передам… Для мужчины это продолжение… Кому же дело-то достанется?..

— Кому? — не понял Вэл.

— Вот, — парикмахер протянул билет. — Поезжайте с Богом.

Он стал подталкивать юношу к дверям, одновременно похлопывая сухой ладошкой по спине. Неожиданно Вэл обернулся.

— А как же Ефимочка?

— А что Ефимочка? — с удивлением всплеснул руками парикмахер. — Что такое с ней, я вас спрашиваю?