Умри ради меня - Эми Плам

Но Шарлотта быстро его перебила:

— Мы не умираем. Мы теперь называем это «пребывать в бездействии». Наши тела как бы впадают в зимнюю спячку, но ум остается активным. А когда тела снова пробуждаются, мы опять возвращаемся к нескольким неделям абсолютно нормального состояния, только без сна.

Шарль пробормотал:

— Ну да, верно.

— В общем, можно сказать, что в основе своей история именно такова, — подсказал Гаспар.

— И ты вчера… был в бездействии? В спячке? — спросила я Винсента.

Он кивнул.

— Но теперь трое суток кончились. И почти месяц я буду в полном порядке.

— Ну, по мне, ты выглядишь не слишком хорошо, — возразила я, всматриваясь в его бледное, как воск, лицо.

— Требуется несколько часов, чтобы окончательно сбросить с себя спячку, — со слабой улыбкой пояснил Винсент. — Можно сравнить с операцией на сердце для человека. Ты не можешь просто вскочить с больничной койки сразу после того, как закончилась анестезия.

В этом явно был некий смысл. Если бы Винсент продолжил сравнения с людьми, я бы, наверное, лучше поняла суть всего этого невероятного сценария. Потому что, судя по тому, как все эти ребята спорили между собой, они не слишком привыкли объяснять другим то, что с ними происходило.

Я повернулась к Юлу:

— Значит, тебе больше ста лет?

— Мне девятнадцать, — ответил он.

— И ты никогда не постареешь? — спросила я.

— Ох, ну почему же, мы старимся! Посмотри на Жан-Батиста — он умер, когда ему было тридцать шесть, а теперь ему все шестьдесят! — ответил Шарль.

— А сколько было бы Жан-Батисту, если бы он не… ну… ну, ты понимаешь. — Я не могла подобрать нужные слова.

— Двести тридцать пять, — без колебаний ответил Гаспар и, окинув всех взглядом, спросил: — Могу я?..

Шарль кивнул, остальные никак не отреагировали.

— Когда мы в очередной раз оживаем, мы живем и старимся точно так же, как все люди. Но каждый раз, когда мы снова умираем, мы потом возвращаемся к тому возрасту, в котором умерли в первый раз. Юл умер, когда ему было девятнадцать, следовательно, каждый раз, когда он умирает, он опять начинает с девятнадцати. Винсенту было восемнадцать, когда он погиб, но он не умирал уже… сколько времени? Чуть больше года?

Шарль обращал свой вопрос к Винсенту, но я вмешалась:

— Что значит — «каждый раз, когда вы снова умираете»?

По моей спине поползли леденящие мурашки. Винсент крепче сжал мою руку.

— Ну, скажем, так: существует множество людей, которых необходимо спасти, — подмигнув мне, сказал Юл.

Я уставилась на него во все глаза, пытаясь понять, к чему он клонит. А потом до меня дошло.

— Тот человек в метро! — Я задохнулась. — Ты спас ему жизнь!

Юл молча кивнул.

— Но как… то есть я не…

Я не могла сформулировать ни одной из десятка мыслей, одновременно взорвавшихся в моем уме. Я вспомнила, как Винсент прыгнул в воду за девушкой, как Шарлотта спасла меня от обрушившейся на террасу каменной глыбы…

— Вы погибаете, спасая кого-то, и даже после смерти продолжаете это делать… — сказала я наконец.

Возможно, я говорила то, что и без меня было для них очевидно, но в моем уме, наконец, вспыхнул свет, когда я нашла верную формулировку.

— В том-то и причина нашего существования, — сказал Винсент. — Мы до конца своих дней связаны этой миссией.

Я внимательно посмотрела на него. Я просто не знала, как тут реагировать. Мой ум как-то вдруг опустел.

— Думаю, пора уже завершить сеанс вопросов и ответов, — сказал Винсент, обращаясь к своим друзьям. — Кэти явно перегружена информацией. А я слишком устал, чтобы продолжать.

— Но ты не можешь рассказать ей… — начал было Гаспар.

— Гаспар! — резко вскрикнул Винсент и тут же закрыл глаза от избыточного усилия. — Я… клянусь, я не расскажу Кэти ничего больше… ничего важного, не посоветовавшись сначала с вами. Клянусь.

Винсент осенил себя крестом.

— Ну, ладно, — сказал Эмброуз, вставая. — Поскольку мы закончили пугать человека… я хочу сказать, Кэти, — он подошел ко мне и ласково похлопал по плечу, — пора уже и подзаправиться.

И он вышел из комнаты.

Шарлотта мягко коснулась моей руки, пока остальные направлялись к двери.

— Идем, позавтракаешь вместе с нами. Думаю, что тебе все равно не будет позволено… — Она оглянулась на Винсента. — Уйти прямо сейчас.

— Который час? — спросила я, сообразив, наконец, что не имею ни малейшего представления о том, как долго спала.

Шарлотта посмотрела на наручные часы:

— Почти семь.

— Семь утра? — изумленно спросила я, не понимая, как я вообще могла спать в чужом доме, да еще при таких невероятных обстоятельствах. — Спасибо, но мне лучше задержаться и поговорить с Винсентом.

— Тебе нужно поесть, — негромко возразил Винсент. — Да и в любом случае сюда через минуту-другую примчится Жан-Батист — как только Гаспар доложит ему последние новости.

— Ну, так позволь мне побыть здесь до тех пор, — попросила я. — Я вас найду, когда Жан-Батист вышибет меня отсюда, — сказала я Шарлотте.

— Хорошо, — кивнула она с ободряющей улыбкой и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.

Я повернулась к Винсенту. Но прежде чем я успела что-то сказать, он произнес слово в слово то, что было у меня на языке:

— Знаю. Нам необходимо поговорить.

Мы остались наедине. Наконец-то. И то, чему следовало бы меня напугать — то есть то, что я очутилась одна в старом замке… рядом с существом, которое, как я только что узнала, было настоящим монстром, — ну, в общем, все это меня ничуть не пугало. Как ни странно, я ощущала только ужасную неловкость.

Я села на край кровати, глядя на Винсента, молодого человека, который выглядел так, словно стоял на пороге смерти. Но даже в таком состоянии он был прекрасен. Да, у меня имелись все причины для страха, но вместо того меня охватило новое, непонятное мне чувство. Мне захотелось защитить Винсента.

— Итак… — произнес он.

— Итак… ты бессмертен?

— Боюсь, да.

Вид у него был усталый и встревоженный, и впервые он казался ранимым. Мне вдруг показалось, что я держу в руках огромную силу. Впрочем, в данный момент, наверное, так оно и было, если говорить о нас обоих.

— Ну, и как тебе все это? — спросил Винсент.

— Ну… слишком много всего сразу. Но это, безусловно, многое объясняет. — Я почувствовала, как его пальцы сжались на моей руке. — Может, мне сейчас потому не страшно, что ты держишь меня за руку?