Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград - Борис Батыршин

Хочу внести ряд уточнений. Прежде всего: ныне существующая секта так называемых «хиппарей», пропагандирующая обряд обрезания, фаллические культы, половые извращения и пр., не имеет ничего общего с движением хиппи в их исходном, так сказать, «старо-земном» варианте. Там движение хиппи строилось на основе полной естественности, как в половых отношениях, так и в социальных. Говорить о социуме в отношении колонии хиппи несколько нелепо, так как они представляли собой странную общность, единственным стержнем которой была полнейшая, почти абсурдная в нынешнем понимании, свобода каждой конкретной личности.

Глубоко укоренившийся в их психологии тезис о том, что за свободу секса необходимо бороться, привел в конечном счете, к тем плачевным последствиям, которые известны теперь каждому студенту. Первый координатор просто вынужден был прибегнуть к жестким мерам, невзирая на имевшиеся в Совете разногласия. По ряду причин личного характера я не считаю возможным обрисовывать свою позицию по данному вопросу, но дальнейшие события подтвердили правоту координатора. Моя экспедиция застала колонию хиппи на стадии окончательной деградации. В условиях полнейшего отсутствия каких-либо сдерживающих факторов, ее обитатели в первые же дни уничтожили все запасы алкоголя и медицинских наркотических средств. К сожалению, они быстро обнаружили галлюциногенные свойства листьев так называемого черного балдежника, длительное жевание которых приводит к образованию злокачественных опухолей слизистой рта и пищевода. Употребление этого сильнейшего, не имеющего земных аналогов наркотического средства отбросило большинство обитателей колонии за грань полного разрушения личности. Собственно, это были уже не люди – начисто потерявшие волю и способность ориентироваться в окружающем мире, они сутками валялись на земле, приходя в движение лишь для того, чтобы совокупиться с ближайшей партнершей или партнером. Листья балдежника обладали сильнейшим побочным возбуждающим эффектом, и интенсивность совокуплений для каждого составляла в среднем 15–17 раз в сутки, что при полном отсутствии правильного питания быстро приводило к естественному истощению организма.

Большая часть продовольственных запасов колонии была уничтожена пожаром во время одной из оргий. Полуфашистская группа так называемых «панков», волей Эксперимента оказавшаяся в колонии, захватила оставшееся продовольствие и предприняла попытку тотальным террором восстановить подобие рабовладельческого общества. Полуживотная апатия обитателей вполне этому способствовала…

* * *

Три трупа – что это? Коллективное самоубийство, или?..

Валерьян, почти не скрываясь, поднимался по пологому склону, поросшему странным пепельно-багровым мхом. Он уже перестал реагировать на поминутно встречающиеся конвульсивные тела аборигенов. Совершенно голые, они парочками и поодиночке валялись на земле, что-то слюняво пережевывая и не отрывая бессмысленных глаз от невидимой точки в сумасшедшем небе. Апокалиптическая картинка: равномерная работа челюстей, равномерный чавкающий звук, чернильная слюна, пузырчатыми ручейками стекающая на грудь. И мертвые обгоревшие стены – там, далеко, на самой вершине холма. Метрах в пяти очередная парочка занималась любовью: несколько судорожных механических движений, и снова, откинувшись – бессмысленный взгляд в небо. И все это не переставая жевать. Валерьян брезгливо отвернулся. М-да, каково сейчас Котенку?

Он плелся сзади – прыщавый голубевский питомец, славный, в сущности, парень Юрка. Худощавый, немного нелепый с черным раструбом распылителя в лапах. «Держись, котяра… – Валерьян полуобернулся к мальчишке. – То ли еще будет…» Юрка криво улыбнулся.

«Третий, Третий, я – Первый. Что у тебя там?» – засвербил в ухе голос Самодержца. «Слушай, Сань, отцепись. Сам ни хрена не понимаю». – «Перестань хамить. Ты их видишь? Что они делают?» – «Они? – … бутся». – «Что-что? Как так…бутся?» – «Так, молча. Жуют и это самое. Подробности через часик. Лады?» Рация заглохла.

Все-таки надо отдать должное Казакову: получив сообщение о повешенных, босс сразу же выслал на подмогу «Псу» грузовик со взводом Котят, вторым распылителем и рацией. План операции мы разрабатывали в трогательном единении. «Газик» с моими охотниками, вновь прибывшими пацанятами и Ингой остался километрах в трех от хиппистского гадюшника. Мы с Юркой, вооружившись автоматами и распылителями, отправились на разведку. Рация – в рабочем состоянии. И – Инга, не снимая наушников, следящая за каждым моим шагом. Маленькая геодезисточка, кажется, имела несчастье мной увлечься… Занятно, но надо быть поаккуратнее. Впрочем, у меня к ней чисто отеческие чувства.

Что же это было? Самоубийство? Три трупа. Первые три трупа в этом новом мире. Или не первые? Да кто их знает… А эти, балдеющие, – они что, не трупы? Любопытно – а вот если бы на моем месте оказался Голубев? Или Баграт?

МЕМУАРЫ ВАЛЕРЬЯНА

8 апреля. Кончилось. Сегодня отправляю в Метрополию орду маленьких фюреров. У моего отряда изрядно ощипанный вид – эти панки чертовски ловко орудуют велосипедными цепями и дубинками. Вообще-то Котята держались браво, представляю, как они будут хвастаться дома своими шишками и ссадинами. Герой дня – Гаврик. У него особо тяжкое боевое ранение: неоднократно покусан и едва не изнасилован местной менадой. Стрелять я запретил, умиротворение производили исключительно распылителями. Благо в обнаруженной колонии вообще не оказалось огнестрельного оружия. Выглядят эти панковатые фраера чрезвычайно мило, в лучших традициях: кожаные курточки, бритые височки, вытатуированные на лбу свастики и весь прочий антураж. Малян будет в восторге.

Я с Ингой и двумя охотниками пока остаюсь здесь, невзирая на Высочайшее повеление. Надо хоть чем-то кормить это сексуальное стадо! Единственное, что я могу сделать до какого-либо реального решения Совета, – не дать им всем передохнуть от голода и полового истощения. Занятие, прямо скажем, не из приятных. Вполне возможно, что там, на заседании Совета, я буду нужнее, но не могу, просто не могу оставить кого-либо из ребят! И потом – Ирка…

Ирка. Господи, что они с тобой сделали? Кто – «они»? Что ты с собой сделала? Ты лежишь рядом, в двух шагах, с таким же кретиническим блаженством на лице, как у всех этих жвачных. Такая желанная, такая недоступная там, на Земле, и половая подстилка здесь. Ни проблеска узнавания! В первые минуты я, наверное, просто свихнулся. Я тряс тебя за плечи, целовал руки, волосы, остекленевшие мутные глаза. Не могу. Нельзя об этом… Ирка! Сбылась мечта идиота. Ты лежала рядом, но тебя не было. Тебя вообще больше нет. Не будет никогда. Никогда не будет. Никогда… Я, дурак, еще во что-то верил… Я и сейчас верю. Как иначе?

Быстрее бы приехал хоть кто-нибудь из медиков. Ведь я ни бельмеса не смыслю в медицине! Я даже не знаю, можно ли отнимать у них сейчас эти проклятые черные листочки?

* * *

Горел костер. Мохнатые рыжие искры выстреливали в низкое ночное небо. Сухой мох горел неровно, с прерывистыми хриплыми повизгиваниями. Валерьян обернулся, услышав за спиной тихое шебуршание. К костру сползались аборигены. В метре от него, опираясь на руки, приподнялась всклокоченная волосатая фигура. Хиппи смотрел в огонь, смотрел прямо сквозь него, Валерьяна, изредка машинальным жестом отряхивая с глаз слипшиеся рыжие космы. Валерьян поежился. Он осторожно распрямил затекшую ногу и поудобнее устроил на коленях Иркину голову. Она лежала в обычном полутрансе, широко раздвинув колени. Озверевший Валерьян пинками отгонял от нее мужиков, и теперь она непрерывно мастурбировала. С этим уже ничего нельзя было поделать. Ее страшно похудевшее, ставшее каким-то синюшным тело крупно вздрагивало. Периодически она судорожно выгибалась, скребя ногами по земле и, отняв руки от низа живота, вцеплялась в рукав валерьяновой штормовки. Валерьян стиснул зубы и отвернулся.