Русский вираж. Куда идет Россия? - Владимир Рудольфович Соловьев

Однако проблема Путина даже не в том, что будет, когда он уйдет из власти, а в том, что его попытка отойти от власти показала слабость построенной им модели. Чтобы отойти от власти, надо передать ее человеку, который, по большому счету, либо продолжает уже имеющуюся тенденцию, либо предлагает совершенно иную альтернативу, но столь же яркую и притягательную для людей. Идти по путинскому следу при живом Путине бессмысленно — это не вариант верного ученика Ленина, отца народов товарища Сталина. Кроме того, когда в публичной политике есть настолько яркий деятель, по российской традиции получается, что, куда его ни поставь, он все равно из любого угла светит. Назвали его не президентом, а премьером — а все по-прежнему путаются, кто первый, а кто второй.

Один из авторов книги однажды сказал, что на самом деле видит в России единственный политический институт — он называется «Владимир Владимирович Путин». Произошло это в бытность Путина премьер-министром, президентом тогда был Дмитрий Медведев. Разговор состоялся в сочинской резиденции Путина. На вопрос, нравится ли ему быть премьер-министром и сколько он планирует оставаться на этом посту, Путин ответил: «Сколько Бог даст».

Ответ совершенно невинный, но при этом очень показательный — да, сколько Бог даст, и никакие институты этому помешать или помочь не могут. Действительно, есть Дума, Совет Федерации, министерства, — а есть Путин. Это тоже наша реальность. Другой вопрос, сохранится ли путинская система государственного управления после его полного ухода из политики или ухода из жизни. Тут есть над чем серьезно задуматься.

Как мы уже отметили, вечная проблема России в том, что в ней слишком много Россий. Ощущение, что государство здесь объединяет фактически несколько стран, бывает настолько сильным, что невозможно от него отмахнуться.

Есть Россия Москвы — здесь большие деньги, большие интересы, много нелегалов, люди живут скученно, стоимость жилья очень высока, запросы тоже высоки, и все стремятся сюда попасть. Есть огромная провинциальная Россия, которая никогда, ни в царские, ни в советские, ни в демократические времена, не жила и не будет жить хотя бы приблизительно так же, как Москва, а уж тем более лучше Москвы. Есть Россия малых городов — в них живет множество людей, но они не играли и не играют никакой политической роли, не имеют экономической власти и никогда не воспринимали себя как нечто равное Москве (или Питеру) и способное бросить вызов столице.

Националистические конфликты или выступления на экономической почве, имевшие место в разных городах, не приобретали общегосударственного характерав то время как практически любое телодвижение Москвы эхом разносится по всей стране с пугающей скоростью. Все революции и реформы в России начинались в столицах.

Для примера, Соединенные Штаты Америки устроены совсем по-другому. В Вашингтоне много чего происходит, что не оказывает при этом на остальную страну никакого влияния. Есть огромные центры силы — Сан-Франциско, Чикаго, Нью-Йорк, Даллас, — где на самом деле собрано гораздо больше экономической и даже политической власти, чем в Вашингтоне.

В России, как видим, ситуация принципиально отличается: политика здесь — это Москва. Мэр Москвы — это по сути вице-премьер страны. От того, как устроена Москва, насколько безопасно чувствуют себя москвичи, зависит ощущение безопасности у всей страны. Даже война в Чечне не играла для Москвы особой роли, до тех пор пока чеченцы не начали появляться здесь и не привезли сюда свои золотые пистолеты.

Для российской власти удержать Москву — задача номер один. Дело в том, что и Сибирь, и Дальний Восток вряд ли смогут реально отделиться по экономическим причинам — им просто некуда деваться, они такие же русские и все равно вынуждены будут цепляться за Москву. Все, что в России происходило после выборов Путина в 2012 году, было связано с тем, что москвичи наконец в большом количестве вышли на улицы, чего не было с ельцинских времен. И этого сыграло огромную роль в понимании того, как стала развиваться Россия в третий президентский срок Путина.

Таким образом, одна из ключевых характеристик российской системы — абсолютное доминирование столицы, во всех смыслах этого слова. В первую очередь в политическом. Стабильность в России означает стабильность в Москве. Нестабильность в Москве означает нестабильность в России. Как только мэр Москвы Лужков, который был фантастически лояльным, начал терять доверие, его пришлось убрать. И большой проблемой для власти стало найти человека, который не был бы включен в московские разборки, не имел бы здесь больших интересов, не мог стать ни на чью сторону, а только был бы благодарен лично Путину за возможность занять этот пост.

Такого человека нашли в Тюмени. Отчасти эта логика напоминает логику назначения Ахмата Кадырова на пост главы администрации Чеченской республики и его победы на выборах президента Чечни, где шла война и нужно было ручное управление. Сергей Собянин тоже не связан никакими обязательствами, он не баллотировался ни от «Единой России», ни от других политических партий. Он обязан только президенту, отчитывается только перед ним и все остальное для него носит вторичный характер — в том числе выборы в Мосгордуму. Дума будет заниматься внутренними городскими вопросами, а на федеральном уровне Москву будет олицетворять стабильный лидер.

Итак, у нас есть президент, есть мэр Москвы, есть премьер-министр, который тоже на сто процентов обязан нахождением на своем посту лично Путину. Судя по настроениям общества, Дмитрию Медведеву вроде бы давно следовало отправиться в отставку, и он занимает свое место только потому, что нужен президенту. Это еще одна особенность российской политической системы — лидеру нужны разные институты в разное время. Он может использовать их поочередно, как педали и переключатели в автомобиле, но ему нужен лояльный премьер-министр, которому он может полностью доверять. Медведев — именно такой человек, но без Путина он не продержался бы на своем посту и дня.

То же самое с остальными институтами. Если опираться на общественное мнение и спросить, нужны ли народу Дума или Совет Федерации с имеющимися там депутатами, народ ответит: «Конечно, не нужны — это пустая трата денег, машин с мигалками и квартир в центре Москвы, скандалы с зарубежной собственностью и очень, мягко говоря, странная законодательная деятельность». Поэтому, кстати, связь между действиями лидера и запросами общества не так уж однозначна. Нет в России общественного запроса ни на депутатов, ни на сенаторов, ни на многие другие политические фигуры, особенно в регионах. Но они нужны лидеру, для разных функций и в разной степени, а раз так — они существуют.

Таким образом, мы снова возвращаемся к мысли, что дело не в системе. Система существует только в той части, которая нужна лидеру, и лишь тогда, когда она ему нужна. В этом смысле в России нет системы управления и системы власти. Мы знаем, что любая система сильна в той мере, в какой сильна ее самая слабая часть. Но в России вопрос сильных и слабых частей даже не стоит. Он звучит по-другому: мы сегодня нужны или нет. Если не нужны, мы пригнулись и выжидаем; если нужны — мы на коне.