Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

Дома Мейбл подала им суп и легкий ланч. За едой они все больше вспоминали совместные дни в детские годы Горэма. Но ланч завершился, и Чарли сказал:

– Горэм, я собираюсь попросить тебя об одной вещи, когда все закончится.

– Конечно.

– На бюро лежит список имен и адресов. Будь добр, дай его мне.

Горэм принес листок. Имен было около дюжины.

– Большинство из них в том или ином смысле просто друзья. Ты найдешь там и моего доктора, и одного из Келлеров, и кого-то еще. Я кое-что завещал им на память, немного, но будет крайне любезно с твоей стороны, если ты доставишь подарки сам и скажешь, что по моей просьбе. Я просто хочу, чтобы они получили их из твоих рук, а не от адвоката по почте. Передашь?

– Я же сказал, что да. – Горэм пробежал глазами список. Он знал и врача, и еще нескольких. Остальные были ему незнакомы. – Сара Адлер?

– Владелица галереи. У меня есть несколько картин оттуда. Если ты ей понравишься, она даст что-нибудь и тебе. Заглянешь ко всем?

– Обязательно.

– Горэм, я чуток утомился. Надо поспать. Наверное, тебе пора обратно в университет.

– Я приеду через неделю.

– Давай через две. В следующий уик-энд у меня есть кое-какие дела, а для тебя путь дальний. Две недели – в самый раз.

Горэм видел, что отец выдыхается, и не стал перечить. Простившись с Чарли, он тихо сказал Мейбл, что будет в ближайшие дни звонить и справляться о его состоянии.

Выйдя из дома, он понял, что придется убить больше часа до отправки очередного бостонского поезда. Горэм решил пройтись и подышать свежим воздухом. Перейдя через Мэдисон и Пятую авеню, он вошел в Центральный парк.

Деревья стояли голые, на земле лежал снег, но холодный воздух был сух и бодрящ. Прогоняя день в памяти, Горэм пришел к выводу, что могло быть гораздо хуже. Он ни разу не вышел из себя и не критиковал отца. Их встреча прошла в любви и гармонии, хвала за это Господу.

Сколько протянет отец? Наверняка несколько месяцев, как минимум. Он еще не раз его навестит и постарается скрасить последние дни.

Через десять минут он увидел под деревом парня в красной бейсболке.

Чернокожий, за шесть футов ростом, в длинном черном пальто и черном шарфе, несколько раз обмотанном вокруг шеи. Узкие плечи сгорблены. Когда Горэм приблизился, парень посмотрел на него, но без особой надежды. Неуверенно и машинально окликнул:

– Пыхнуть? Травки?

Горэм, тоже действуя по привычке, прошел мимо с грозным видом, стараясь не обращать внимания.

Он успел немного отойти, когда в памяти всплыли слова отца: «Это облегчает боль». Он читал, что онкологические больные употребляют марихуану. Почему нет? В конце концов, они принимают и другие наркотики. Может быть, врач выпишет ему опиум. Или нет? Горэм не знал. Наверное, нет, иначе Чарли не стал бы отовариваться в парке.

Он посмотрел на часы. Пора на вокзал? Рановато.

Что говорит закон? Безусловно, типа в красной бейсболке могли арестовать за торговлю дурью. Но что сделают с покупателем? Да, за владение запрещенным веществом полагался арест, это точно. Какие у него будут шансы устроиться в банк после ареста в Центральном парке? Неприятная мысль. Он продолжил идти.

Значит, пускай отец мучится? Его несчастный отец, который всю жизнь любил его на свой безумный лад? Отец, не имевший с ним ничего общего, но относившийся к нему со всей добротой, как к родной душе? Отец, молча терпевший приступы раздражения, которых он сам не мог обуздать даже в присутствии умирающего?

Он развернулся. Парень в красной бейсболке еще не ушел. Горэм огляделся. Эта часть парка была безлюдна, если только никто не прятался за деревом. Он направился к дилеру.

Тот вопросительно взглянул на него. Худое лицо, бородка клоком.

– Почем?

– Осьмушку?

Парень что-то сказал, но Горэм не расслышал цену. Он нервно озирался.

– Возьму пол-унции, – быстро произнес он.

Тип если и удивился, то виду не подал. Он полез в карман и начал вынимать прозрачные пакетики. Горэм понятия не имел, что делает, но предположил, что ему дают пол-унции, а это, насколько он знал, было много. Он взял пакетики и затолкал под пальто в брючный карман. Затем шагнул, собравшись уйти.

– Чувак, ты не заплатил, – сказал парень.

– Ах да! – Горэм извлек несколько бумажек. – Этого хватит? – Он начинал паниковать.

– Хватит, – ответил дилер.

Наверняка слишком много, но Горэму было все равно. Только бы убраться подальше. Он заспешил по дорожке, оглянувшись только раз в надежде, что дилер ушел. Но тот все стоял. Горэм быстро шел прочь, пока дорожка не вывела к следующей – там он свернул на восток, где был выход на Пятую авеню. Слава богу, парня уже не было видно.

Но стоило ему выйти на Пятую авеню, как он сразу увидел копа. Горэм знал, что делать. Нужно держаться непринужденно. В конце концов, он порядочный молодой человек консервативных взглядов из Гарварда, который собирается стать банкиром, а не шпана с унцией травы в кармане. Но самообладание покинуло его. Он замер. Наверное, он выглядел так, будто кого-то убил.

Коп наблюдал за ним. Затем подошел.

– Хороший денек, офицер, – сказал Горэм. Абсурд какой-то.

– В парке-то? – спросил коп.

– Да. – Горэм постепенно брал себя в руки. – Мне нужно было пройтись. – Коп продолжал сверлить его взглядом, и Горэм печально улыбнулся. – Бледный у меня видок, да?

– Не без того.

– Значит, придется выпить кофе, а уж потом домой, – уныло кивнул Горэм. – На самом деле денек плохой. У моего отца рак.

И тут, поскольку это была правда, на глаза навернулись слезы.

Это не укрылось от копа.

– Печально слышать, – сказал он. – Ступайте по этой улице до Лексингтон, там будет кафе.

– Благодарю.

Он пересек Пятую авеню и дошел до Лексингтон, затем повернул на север, миновал несколько кварталов и вернулся на Парк-авеню.

Ему открыла Мейбл, отец еще был наверху. Он сидел в кресле, но завалился на бок, а на лице застыла болезненная гримаса. Было видно, что день его вымотал.

– Я нашел парня в красной бейсболке, – быстро сказал Горэм и выложил из кармана пакетики. – Чуть не задержали, – усмехнулся он.

Чарли понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с силами, но когда ему удалось, он посмотрел на Горэма с трогательной признательностью:

– Ради меня постарался?

– Да, – ответил Горэм и поцеловал его.

1977 год

К вечеру среды, 13 июля, удушливый липкий зной, простоявший весь день, неприятно сгустился. Казалось, вот-вот разразится гроза. Помимо этого обстоятельства, Горэм не ждал от вечера ничего – не считая, конечно, удовольствия повидаться с близким другом Хуаном.