История Дома Романовых глазами судебно-медицинского эксперта - Юрий Александрович Молин

ярким светом посреди ночной темноты… Весь день потом, когда я закрывал глаза, мне виделась эта картина».

* * *

Константин с детства не отличался крепким здоровьем. Первой болезнью Костюхи, как ласково называл его отец, стала ветряная оспа, совпавшая по времени с появлением первого зуба. В 1868 году Константин и Дмитрий лечились минеральными водами на знаменитом уже тогда курорте в Старой Руссе (РГИА. Ф. 537, оп. 1, д. 809). Как у всех высоких худощавых юношей[240], уязвимыми у Кости рано стали легкие. В «Дневнике» первое упоминание об этом относится к 1876 году – именно тогда врачи впервые потребовали лечения в южных странах. По рекомендации лейб-медика, великого С.П. Боткина, тщательно осмотревшего и выслушавшего юношу, весной 1876 года началось длительное путешествие в Европу с отдыхом в южной Италии.

В Египте, лежавшем по маршруту фрегата «Герцог Эдинбургский», Константин перенес двустороннее воспаление легких. В мае 1883 года после переохлаждения у него развился недуг, который мучил его много месяцев. «У Великого Князя искривилась щека от паралича нерва. Он с радостью оставил военную карьеру, навязанную отцом», – отметил А.А. Половцов (1966) в дневниковой записи от 5 мая 1883 года. На самом деле все было иначе. Развился не паралич, а неврит (воспаление) лицевого нерва, захвативший и глазное яблоко, что вынудило Константина Константиновича носить повязку на лице, обеспечивавшую покой больному глазу. Состояние здоровья нормализовалось не скоро. Русские врачи установили, что за границей лечение проводилось некачественно, «не применялось электричество» (видимо, речь шла о физиотерапии – Ю.М.). Естественно, службу на флоте из-за этого пришлось оставить. В декабре 1883 года он был переведен в армию, в Измайловский полк, с чином штабс-капитана гвардии (Геринг А.А., 1962).

Болезни легких, связанные со своеобразной конституцией, влажным ветреным климатом Петербурга, и, главное, отсутствием в те годы эффективной вакцинопрофилактики туберкулеза, стали уделом многих близких родственников Константина. Одним из наиболее близких к юноше был Великий Князь Петр – сын знаменитого Главнокомандующего, Николая Николаевича. Кузенов сближала высокая культура, увлечение искусством, они вместе путешествовали на Восток, в Египет и Палестину, дарили иконы и крупные суммы тамошним православным храмам. К сожалению, их сблизили в юности и болезни. Петр Николаевич страдал туберкулезом легких и подолгу жил в Египте (Белякова З.И., 2002). Об одном из путешествий молодого князя Константина следует упомянуть особо. Знаменательна в этом смысле его дневниковая запись от 18 августа 1881 года: «Афон. Обитель Св. Великомученика Пантелеймона. Прощался со старцем; он благословил меня и поклонился до земли. Мне припомнился земной поклон старца Зосимы (у Достоевского) перед будущим страданием Дмитрия Карамазова. И мне, быть может, предстоят великие страдания». Предчувствие его не обмануло…

Тогда впереди была целая жизнь. Константин только еще вынашивал мечту о семейной жизни, о женитьбе на принцессе Елизавете Саксен-Альтенбургской, герцогине Саксонской, приходившейся его матери двоюродной племянницей. Со своей невестой Константин познакомился в 1883 году. Он приехал в Альтенбург («Старгород» – так шутливо называл князь этот немецкий город) на похороны троюродной сестры Маргариты. С первого взгляда ему понравилась другая родственница – Елизавета, на которую он тоже произвел сильное впечатление. Она запомнила первую встречу со своим будущим мужем навсегда. Он еще не мог дать себе отчет, любит ли ее, но записал в дневнике: «Я мечтал о Елизавете. Мне так хочется ее видеть». Константин Константинович только недавно снял повязку с глаза, его «кривое лицо» еще больше «кривится от волнения», но он мысленно входил в роль жениха, предавался мечтам о будущем, о семье, о необходимых переменах в доме. К радости примешались и огорчения, ошеломившие всех, в особенности мать новобрачного – нежелание невестки следовать обрядам Русской Православной Церкви. Состоялся тяжелый разговор Великого Князя Константина Николаевича с Елизаветой о том, что в глубоко верующей семье мужа ей надлежит впредь во всем следовать существующим обычаям и установлениям.

Дневник Константина за 1884 год – год свадьбы – закрыт им на ключ и до сих пор недоступен для чтения. В таком виде он и хранится в архиве (ключ утрачен). Однако его размышления о женитьбе рассыпаны по другим тетрадям дневника. Великий Князь надолго запомнил все, что было связано с апрельскими днями 1884 года[241], в том числе и неприятности. Не в пользу невесты было сравнение ее с женой кузена Сергея Александровича Елизаветой, безоговорочно принявшей после замужества православное вероисповедание, обычаи чужой страны. Даже через два десятка лет, 10 апреля 1904 года, Константин вспоминал трудный для него период 1884 года: «Двадцать лет назад в эти дни я переживал тяжелую пору: моя жена, тогда еще невеста, прибыла в Петербург. Больно и страшно вспоминать… когда она не хотела приложиться к кресту…».

Довольно быстро после свадьбы Константин понял, что он не найдет в ней душевного друга. Елизавета оказалась слишком простой, обреченно-заземленной. Он знал об этом раньше, но думал, что сможет перебороть незатейливость вкусов и представлений своей «Лилиньки». «Со мною у нее редко бывают настоящие разговоры. Она обыкновенно рассказывает мне общие места. Надо много терпения. Она считает меня гораздо выше себя и удивляется моей доверчивости. В ней есть общая Альтенбургскому семейству подозрительность, безграничная боязливость, пустота и приверженность к новостям, кажущимся мне не стоящими никакого внимания. Переделаю ли я ее на свой лад когда-нибудь? Часто мною овладевает тоска». Такие мысли волновали Великого Князя уже через несколько недель после свадьбы.

Постепенно время залечило духовные раны первых месяцев брака. Главным, что целительно действовало на супругов, стали рождения детей. Первенец в семье появился 23 июня 1885 года. Лейб-акушер А.Я. Красовский принял рождение в 6 часов 22 минуты крепкого, здорового мальчика. Новорожденного, по обычаю, завернули в сорочку, снятую Великим Князем перед сном, и наконец показали отцу. «Я увидел это маленькое существо с розовой головой и тельцем, с большими сравнительно белыми ручонками. У него был довольно большой носик, глазки он не жмурил и барахтался, испуская неопределенные звуки. Тут пошли хлопоты». Первенца, как и предполагали, назвали Иоанном. А для родителей он на всю жизнь остался Иоанчиком. 11 июля его крестили.

Между тем, служба в гвардии требовала свое. Квартируя с полком на летних маневрах в Красном Селе, Константин Константинович писал 30 июля 1887 года Я.П. Полонскому: «…видел я любезную свою роту и знакомые солдатские лица, расплывшиеся в широкую улыбку, и белые палатки, и переднюю линейку, оглашенную протяжными криками дежурных и дневальных. Опять атаковали мы те деревушки, овраги и рощицы, опять перед глазами поле зыбилось цветами, ноги путались в густой траве, а с голубой вышины лилась