Князь Благовещенский: Князь Благовещенский. Наместник. Пророк - Виталий Сергеевич Останин

о чем говорил. Да и я помнил, как застрял в защите охранного артефакта понтифика. Материум, имматериум – я не знаю, где именно находился тогда, но хватило мне на всю оставшуюся жизнь! Фиг с ними, с эльфами!

Потом немного поговорили про Ветви и Грозди. В целом, моя догадка оказалась верной. Мироздание как-то разделяло миры по типу развития и еще ряду показателей. Магические на одной ветке, технологические – на другой, смешанные – на третей. Было еще с десяток типов, но про них инка говорил неохотно, так что со временем разговор наш угас сам собой. Сидели и смотрели на море.

Узкая полоска пляжа с ослепительно белым песком отделяла размеренно дышащее море от дома, стоящего на берегу. Тихо шуршали миллиарды песчинок под вечной лаской волн, навевая мысли о цикличности всего происходящего. Стоящее в зените солнце игриво бликовало, намекая на благополучный исход. Понимаю, почему Сапа Инка выбрал такой фон для нашего разговора. Вид на слякоть за окном воздействовал бы на сознание совсем по-другому.

Эх, красота! Даже захотелось открыть окно и выпрыгнуть наружу с воплем. С разбегу броситься в эту голубовато-зеленую красоту, а потом выползти на белый песок, раскинуть руки и хорошенько прожариться в ультрафиолете. Когда-нибудь я раскачаюсь до уровня инки и устрою себе такой же домик. Чтобы в окно спальни глядели заснеженные горные вершины, а гостиную заливало тропическое солнце. И душевая комната с выходом к водопаду. В общем, пока разум просчитывал вероятности и вносил правки в первоначальное плетение, сибаритская часть меня уже готовилась к нелегкой доле ткущего реальность.

– Что ж. – Аскар вышел из режима созерцания. – Давайте спускаться. Мое время здесь подходит к концу. Не хотелось бы напрягать Материум без веской на то причины. Да и вам пора заняться делами.

Вот обломщик! То есть в постоянном режиме такой домик работать не сможет? Обидно! Ладно. Прав индеец, до домика или хотя бы пляжа еще нужно дожить. Дел выше крыши.

Поднявшись на ноги и следуя за инкой, я вдруг вспомнил, что не задал еще один очень интересующий меня вопрос.

– Хотел спросить, пока мы не разлетелись по разным мирам…

Мужчина повернулся и вопросительно поднял бровь. Мол, ну что еще, я и так много времени на тебя потратил. Но без досады, а так – аристократично.

– Силы ткача очень велики. С точки зрения обычного человека – на уровне бога. Я не про свои, но в перспективе, вы понимаете?

Молчаливый кивок.

– Так вот. Неужели нет никаких ограничений? Ни за что не поверю, что нет какого-то дополнительного условия, прописанного мелким шрифтом на пятьсот тридцать девятой странице договора.

Некоторое время правитель ушедшего из этой Параллели народа молчал, буравя меня ничего не выражающим взглядом. Затем кивнул еще раз.

– Верно. Наши способности – часть большей силы. Ее нельзя отнести к созиданию или хаосу – она и то, и другое. Плату она берет. Но не думаю, что при вашей жизни этот вопрос станет актуальным.

Ну спасибо! Непонятно даже: это пренебрежительная оценка или ободрение?

– А можно без метафор? Для начинающих ткачей, – приборзел я. Ложечки-то у него в руках не было.

К счастью, инка не посчитал мою реплику за дерзость, даже соизволил улыбнуться глазами.

– Чем больше вы вносите изменений в мир, Игорь, тем больше изменяете себя. Не характер или привычки, не систему ценностей и жизненных приоритетов. Именно себя. На энергетическом уровне. Кто-то из моих предков считал это эволюцией. Естественным и закономерным развитием вида. Другие утверждали, что личность в итоге утрачивается, растворяясь в силе, породившей нас. Тоже эволюция в своем роде. Не берусь судить, если честно. На текущий момент для вас это не слишком важно.

А ведь где-то так я и думал. Собственная отстраненность последних недель – что, если не изменение? Блин, даже в мелочах если смотреть – у меня и мысли не возникло сделать Челию своей любовницей! Нет, понятно, что спать с ней опасно, как целовать ядовитую змею, но ведь даже мимолетно этого не пожелал! Приятно, конечно, что появилась привычка думать головой, но ведь и о радостях бытия забывать не стоит.

На первом этаже, в сувенирной лавке, ничего не изменилось. Альдо досадливо кривил губы, глядя прямо перед собой, Челия с интересом рассматривала безделушку – по виду тайский амулет или что-то такое. Нашего отсутствия никто даже не заметил.

Индеец шагнул за стойку и неуловимо потек, изменяясь. Вроде бы внешность его осталась той же самой – краснокожий миллионер с косой до лопаток, но сама суть Сапа Инки исчезла без следа. Искательно перебегали с меня на рыжую черные глазки, пальцы на руках нервно подрагивали, а плечи уже не держали небосвод. Ткач ушел, не прощаясь, оставив куклу.

– Самовар и этот амулет, – бросил я ему.

Надо же было что-то купить, да и всегда хотелось попробовать поиграться с самоваром. Не представляю даже, как он работает. Замер на миг, просчитывая вероятности, и добавил в сторону Тени:

– Альдо, расплатитесь, я без наличных. Мы ждем вас в машине.

Не обращая внимания на уже откровенную злость во взгляде своего надсмотрщика, вышел на улицу и сразу попал под мерзопакостный дождь.

Добро пожаловать в зимний Рим, товарищ ткач. Посидели у пляжа, и будет.

Глава 22. Убить ищейку

«Исполнено».

Самойлов глянул на экран одноразового телефона, несколько раз перечитал сообщение и неожиданно даже для себя выругался. Восхищенно – смогли-таки!

Проходящая мимо молодая мамочка, буксирующая укутанного по брови карапуза, неодобрительно поджала губы. «А с виду такой приличный мужчина!» – сообщил ее взгляд.

«Мужу претензии предъявляй!» – ответно отзеркалил Глеб. Сунул телефон в карман длинного пуховика и торопливо двинулся к своему «Москвичу». Напряжение, еще минуту назад владеющее им полностью, стало растворяться, сменяясь, как ни странно, опустошением. Казалось бы, с чего это? Дело сделано, очередная задача промаркирована галочкой. Облегчение подошло бы больше.

Антошин вышел на связь несколько дней назад. Каким-то образом, даже находясь в плену, он умудрился получить доступ к телефону. Первое сообщение явно было установочным и пришло на личный номер следователя. Ни одного слова оно не содержало, вместо него на экране отображалось только двоеточие и закрытая скобка.

Привычный символ – окончание любого сообщения от боярина-иномирянина. Называл он его английским словом «смайл» и утверждал, что сочетание этих двух знаков в его родной Параллели используется для отображения эмоций в переписке. Еще одна причина, по которой Самойлов запрещал себе проявлять любопытство в отношении родного мира Игоря. Слишком уж тот был странным.

Зато и ошибка исключалась – больше никто в мире не мог отправить ему такой знак.

Вторым сообщением, с другого, кстати, номера, пришло название гостиницы, в которой – а ведь уже почти три месяца прошло! – на них напал ватиканский палач. Благовещенский «Албазин» был примечателен еще и тем, что жил вне законов рентабельности, используясь больше как загородный клуб для княжеской семьи