Князь Благовещенский: Князь Благовещенский. Наместник. Пророк - Виталий Сергеевич Останин

и их знакомых, нежели по прямому назначению. Там селили важных гостей, дипломатов и почетных пленников, поскольку раскинувшаяся на несколько гектаров территория возле реки охранялась не хуже режимного объекта. Именно там сейчас проживали беглый немецкий пророк и его видящий, имеющие не очень понятный статус: то ли гости, то ли пленники. Через них Игорь обычно и передавал информацию.

Уже тогда следователь почувствовал подвох. Какой-то нехороший запашок шел от этого послания, от самого факта, что Антошин использовал куда менее надежный канал связи, чем у него уже имелся. Не потому ли, что информация должна была пройти мимо Экхарта? Человека, который был полностью посвящен в дела благовещенского пророка?

Он не стал никого информировать, в том числе и воеводу с князем. Хотя и рисковал милостью владетеля – все, что касалось плененного родича, требовалось максимально быстро доносить до его ушей и глаз. Но он решил посмотреть, что будет дальше. И не прогадал.

Третье сообщение содержало в себе только дату и время, а четвертым Игорь прислал шараду. Самую настоящую загадку в виде рисунка, исполненного все теми же специальными символами. Точнее, двух рисунков. На разгадку Глеб не потратил много времени, и когда озарение наступило, выматерился в голос. К счастью, в тот момент он сидел в машине, а не дома с ребенком на коленях.

Было отчего. Первая картинка схематично, но узнаваемо, изображала средневековый шлем, который любили носить латники Тевтонского и Ливонского орденов. Ведро, как называли его мальчишки на уроках истории. В таких щеголяли рыцари, отправленные на дно озера новгородским князем – всего один пульсар, сломивший вторжение орденской армии. Вторым рисунком был череп.

Тогда три последних послания Игоря и сложились в один очень четкий и недвусмысленный приказ. Пророк требовал казнить немцев, живущих в княжеской гостинице.

И вот тут решимость следователя дала сбой. Не те это были игры, в которые стоило бы играть не самого высокого ранга дворянину. Самое время было идти на поклон к Пояркову. Сразу появились сомнения – Антошин ли слал эти сообщения? Может быть, их отправляли паписты, затеявшие какую-то свою игру? Игоря, в конце концов, могли просто заставить.

«Ну да! За два месяца его не смогли сломить, а теперь у них вдруг вышло! – Предел прочности есть у всех! Иначе, зачем ему сперва спасать немецкого пророка, а потом приказывать его убить?»

После непродолжительного диалога в голове, Самойлов решил все же сделать ставку на Игоря. Не в первый раз, если уж на то пошло! Раньше чутье в отношении иномирянина не подводило Глеба. Да и факты – вещь упрямая. Отправить приказ таким дурацким шифром мог только один человек – это было абсолютно в его духе. Если бы его принудили паписты, сообщения были бы написаны словами, а не символами. Эти же игры в шарады… Слишком сложно, слишком… ребячески. Да, именно ребячески! Только Антошин с его странным чувством юмора мог так поступить.

Последней гирькой на весах принятия решения стали личности приговоренных. Самойлов считал себя законником, а Экхарт с его ручным душителем действительно заслуживали смерти. Просто с точки зрения неотвратимости воздаяния: какими бы они ни были союзниками сейчас, трупов за собой они оставили достаточно. И были достаточно опасны, чтобы держать их рядом. Зная, как мыслят политики, Глеб был убежден, что Поярков оставит немцев в живых. Посадит их на максимально короткий поводок, но оставит при себе: в битве меч не отбрасывают и о том, что раньше он лил кровь твоих друзей, не задумываются.

Что до причин такого странного приказа… Судя по тому, что творилось сейчас на вершине пищевой пирамиды, пророк готовился к прибытию домой. И избавлялся от возможных конкурентов. Скорее всего, так.

Моральных терзаний – ах, от меня потребовали убить человека! – Самойлов не испытывал. Как и не опасался гнева Благовещенского князя – он ведь рано или поздно узнает, чьими руками приводился в исполнение приговор. Но с этим будет разбираться Игорь, когда вернется, главное – пережить первые минуты монаршего гнева. А вот тот факт, что знакомый ему добродушный увалень и, по правде сказать, легкомысленный раздолбай, отдал такой приказ – это удивляло. И не сказать, что приятно. Кем он стал в плену у католиков?

Однако, приняв окончательное решение, Глеб отбросил все несущественные мысли и сосредоточился на деле. В первую очередь он взвесил собственные шансы на выполнение задания и признал их ничтожными. Одаренным он был слабеньким, а убить требовалось не какого-то потрошителя, а пророка и его подручного видящего. То есть двух людей, один из которых может получать видения из информационного поля, а другой – знать будущее на несколько десятков секунд вперед.

И если с Экхартом кое-какой шанс имелся (Игорь, в частности, упоминал, что собственное будущее ему недоступно), то против иезуита по имени Стефан не помог бы и стрелковый комплекс. Из новомодных, почти полностью автоматизированных и имеющих модум на рассеивание агрессии.

С видящим – да, было сложно. Дар его был из редких, и как подловить такого монстра, Глеб не представлял. Хотя с виду никакой особенной силы в подручном Экхарта не чувствовалось. Самойлов уже свел с ним знакомство.

Маленький человечек, невзрачный, как занавеска в дешевой гостинице. Про него невозможно было подумать, что он способен голыми руками удушить боевого мага. А именно это Стефан и сделал в Гуанчжоу. Пришел на несколько минут раньше их на склад, вырубил охрану и легко, словно слепого котенка, придавил сильного одаренного. После чего еще и отволок его подальше от охраняемых им капсул, как бы демонстрируя свое пренебрежение.

Убийство хабаровского ученого тоже было делом его рук. А охраняли того по высшему разряду: маги, охранные системы… Внешность бывает очень обманчивой.

Кстати, мотивы этого преступления оставались для следователя загадкой, хотя он и провел много часов, пытаясь понять их. Первое, что он сделал, встретившись с беглецами, спросил об этом. Видящий вопрос проигнорировал, давая понять, что никто вокруг значения не имеет, кроме его господина.

А вот Экхарт с обезоруживающей прямотой сообщил, что, убив физика, Стефан спас от ужасной смерти несколько десятков тысяч человек. Пророк что-то говорил о ватиканских фракциях, одна из которых стремилась дискредитировать науку, о саботажниках, внедренных в окружение профессора. О том, что испытания на полигоне должны были вырваться из-под контроля и слизнуть неугасимым пламенем пригороды Хабаровска. И, разумеется, о том, что других вариантов не имелось.

Самойлов почему-то не слишком вслушивался в объяснения немца, который в тот момент уже перешел к описаниям последствий взрыва. Его мало интересовала агрессивная кампания в прессе, которую, по словам пророка, уже были готовы развернуть «зеленые». Не волновал его и запрет на международном уровне «бесконтрольных опытов с неуправляемыми энергиями». Зато он очень хорошо запомнил фразу, которую равнодушно обронил