Собрание сочинений - Влас Михайлович Дорошевич
Шрифт:
Интервал:
Быть может, эти взгляды, полные восхищения, и подали ему мысль:
— А почему бы мне не сделаться кумиром толпы?
Он бросил место, принялся отращивать себе косичку и однажды, без всяких приготовлений, вышел на арену — пан или пропал, — бесстрашно стал против быка и убил его ударом, полным красоты и силы.
С тех пор он стал первым тореадором Испании.
Тореадоры не учатся.
Это вопрос смелости и красоты.
Если вы находите в себе смелость красиво наклониться над рогами быка, погружая ему в шею шпагу, вы — эспада.
Как поэтами — тореадорами родятся.
Я видел знаменитого Гверрерито в жизни.
Это тюфяк, обходящийся без помощи носового платка. Он говорит на жаргоне рабочих, невероятно груб, ни в одном его жесте нет признака изящества.
Но когда он затягивается в свой зелёный шёлковый костюм, лихо вскидывает на левое плечо расшитый золотом плащ и, подходя к ложе президента боя, жестом, полным королевского величия, едва приподнимает бархатную треуголку, — с него можно рисовать картину.
Это настоящая, истинная, до глубины души артистическая натура.
Опасность и толпа его перерождают.
И можете себе представить разочарование людей, искавших знакомства великолепнейшего артиста и встречавших в жизни грязного и глупого хама.
Впрочем, одни ли тореадоры таковы в артистическом мире.
Знакомства тореадоров ищут, как вообще ищут знакомства артистов.
По окончании боя, на дворике, залитом кровью, забросанном выпущенными лошадиными внутренностями, среди трупов запоротых кляч, эспада едва успевает отвечать на рукопожатия «новопредставленных».
— Дон такой-то!
— Маркиз такой-то!
— Гранд такой-то!
Мазантини отвечает на это величественно. Удостаивает.
Бомбита-Чико приятельски хлопает по руке, с видом доброго малого, готового хоть сейчас пойти и выпить на ты.
Кванита обеими руками пожимает руку носителя громкого титула:
— Я так счастлив! Я так польщён! Простите, я вас, кажется, испачкал, у меня руки в крови!
Хор со всех сторон твердит:
— Вы играли сегодня великолепно!
— А ваш второй бык! Какой удар!
— Изумительно!
Мазантини цедит сквозь зубы, едва наклоняя свой стройный стан:
— Вы слишком добры!
Мальчишка Бомбита-Чико с сияющими глазами и радостно возбуждённым лицом спрашивает:
— Правда, хорошо? Правда, хорошо?
Кванита, третья знаменитость Испании, весь изгибается:
— О сеньор!.. О сеньор!.. Мне так лестно слышать это от вас.
За этими кровавыми кулисами, как и за всякими:
— Мы, бедные артисты, зависим от всякой скотины! — как объяснял мне один знаменитый артист, когда я спрашивал, какой чёрт заставляет его вожжаться с купцами.
Как у нас с артистами, в Испании познакомиться с тореро считается за честь, а уж попьянствовать — за счастье.
Каждый поклонник, глядя на тореро, думает:
«Вот бы хорошо с ним выпить!»
И в Испании поклонники так же спаивают тореадоров, как у нас талантливых артистов.
— Я знаком с Мазантини! — это звучит также, как:
— Я знаком с Мазини.
Когда старший Бомбита был ранен в Мадриде, инфанта Изабелла присылала осведомляться об его здоровье.
Знакомства Мазантини ищут особенно. Он самый развитой и образованный из тореро. Говорит, кроме испанского языка, по-итальянски и по-французски.
Он вращается в обществе аристократических поклонников.
Маленькая деталь. Мазантини большой друг с Баттистини. Знаменитый баритон поёт тореадора в «Кармен», в костюме, который подарил ему Мазантини. Настоящий костюм, в котором «играл» настоящий тореро, с настоящим красным плащом, на котором остались настоящие следы настоящей крови настоящего быка.
Ничего более настоящего нельзя придумать!
Жизнь тореадора проходит на рогах у быка.
Каждый раз, «играя», он чувствует, как рог скользит у него около груди, около живота.
Наклоняясь, чтоб всадить шпагу по самую рукоятку, он чувствует рога около рёбер.
Момент отделяет его от вечности.
Момент, в который замирает цирк, — чтоб разразиться бешеными аплодисментами, если это было красиво.
Чтоб разразиться ураганом свиста, если поза, жест были «не скульптурны».
Как они не боятся?
Весь вопрос этой безумной смелости — вопрос азарта.
В день «играют» два, три, на больших torridas — четыре эспада.
Они убивают быков по очереди.
Но раз выйдя на арену, эспада уже с неё не сходит.
Он «играет» с чужими квадрильями.
Он дразнит чужих быков то как простой тореадор, то превращается в бандерильеро.
То дразнит быка плащом, то втыкает ему стрелы.
Но он всё время остаётся около быка. Всё время вертится перед рогами. Всё время рискует жизнью.
Если уйти с арены, если дать нервам отдых, — может охватить страх.
Бой быков начинается в четыре часа и кончается в шесть.
Эти два часа, без передышки и без перерыва, эспада играет жизнью.
Опасность должна сменяться опасностью, чтоб не было времени опомниться.
Опасность должна быть ежесекундная, чтоб поднять нервы, чтоб напрячь внимание до последней крайности, чтоб войти в бешеный азарт.
Бык, кинувшийся на Конхито, распорол ему ногу.
Вся квадрилья кинулась к упавшему эспада, но он вскочил, вырвался и кинулся к быку.
Тореадоры и бандерильеры бросились за ним, схватили его за руки, потащили с арены.
Но он вырывался, отпихивал, дрался.
Кровь хлестала у него из ноги.
Цирк сошёл с ума и орал:
— Ole!
При виде этого истекающего кровью человека, который рвётся сражаться.
И Конхито вырвался у квадрильи. Ему подали шпагу и плащ.
Он стал против быка. Но зашатался.
Бык наклонил голову, чтоб снова взять его на рога.
В ту же минуту «пунтильеро», на обязанности которого лежит доканчивать быка, подкрался к быку сзади и всадил кинжал в затылок.
Бык рухнул, как подкошенный.
Рухнул в ту же минуту и Конхито.
От потери крови он был без чувств.
Его унесли замертво с арены.
Рана оказалась глубиною в шесть сантиметров.
Кванита был более счастлив. Бык его только измял.
Он попал между широко разошедшимися рогами и закувыркался в воздухе.
Три раза взлетал он на воздух под могучими ударами разъярённого быка.
Пока не рухнул на землю.
Тореадоры плащами отвлекли быка.
Кванита вскочил и потребовал шпагу.
Весь костюм на нём был разодран.
Двое тореадоров уцепились за него.
Публика вопила:
— Не надо! Не надо!
Кванита с перекосившимся не то от страданья, не то от бешенства лицом отбивался от тореадоров.
Вырвался, схватил шпагу и кинулся к быку.
Это была одна из самых бешеных атак, какую я видел.
Он забыл всякую осторожность и кинулся так, чтоб весь цирк закричал от ужаса.
В ту минуту, как наклонился, всаживая шпагу, снова между рогами быка, — казалось, что он снова на рогах.
Но удар был великолепен. Пробил сердце.
Бык упал сразу мёртвый. И на него
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!