Фаворит - Валентин Пикуль
Шрифт:
Интервал:
— Россияне по нещастию избытных времен на воды взирали невнимательным оком. Недоброжелатели не без удовольствия наблюдали из-за границы за простотой нашей и опасались, как бы россияне к службе морской не привыкли… Восстань же и насладися плодами трудов своих! — При этих словах гардемарины забросали гробницу Петра I знаменами вражеских кораблей. — Флот Российский уже на море Медитерранском (Средиземном), он во странах Востока, Ближнего и Дальнего, он плывет у брегов Америки… Услышь ты нас! — воззвал Платон. — Слышишь ли? — спросил и, склонясь, прислушался: нет ли ответа? — Мы тебе возвещаем о подвигах наших…
Платон импровизировал столь убедительно, что адмиралы закрывали лица ладонями, а Павел схватил Куракина за руку:
— Мне страшно, князь! Будто и впрямь знамена агарянские зашевелились… Не подымется ль он из праха?
Всеобщее напряжение после пламенной речи витии разрушил своим юмором бывший гетман Кирилла Разумовский:
— И чого вин Петра кличе да кличе? Вин як встане, так усим нам розог вдоволь достанется…
Нева быстро умчала к морю ладожский лед, было свежо. Павел с Куракиным засиделись допоздна, решили пройтись по ночному городу. Светила очень яркая луна, ветер, ныряя в темные переулки, раскачивал редкие фонари.
— Ни души… какой мертвый город, — сказал Куракин.
— А вон там кто-то стоит, — заметил Павел…
По его словам, в глубине подъезда затаился высокий человек в плаще испанского покроя, поля шляпы были опущены на глаза. Не говоря ни слова, он вышел из темноты и зашагал вровень с цесаревичем. («Мне казалось, — вспоминал Павел, — что ноги его, ступая по плитам тротуара, производили странный звук, будто камень ударялся о камень… Я ощутил ледяной холод в левом боку, со стороны незнакомца»).
— Не странный ли у нас попутчик, князь?
— Какой, ваше высочество?
— Тот, что шагает слева от меня.
— Но улица пуста. Возле нас никого нету.
— Разве ты не слышишь, князь, шагов его?
— Плеск воды… ветер… скрипят фонари на столбах…
— Да вот же он! — закричал Павел в ужасе.
Князь Куракин в ответ весело расхохотался:
— Вы идете близ стены дома, и потому физически недопустимо, чтобы между стеной и вами мог идти еще кто-то…
(«Я протянул руку и нащупал камень. Но все-таки незнакомец был тут и шел со мною шаг в шаг, а звуки его шагов, как удары молота, раздавались по тротуару… под его шляпой блеснули такие блестящие глаза, каких я не видывал никогда прежде…»). Павел дернулся бежать прочь, князь Куракин перехватил цесаревича, крепко прижав к себе:
— Успокойтесь, ваше высочество, умоляю вас. И заверяю всеми святыми, что на этой улице нас только двое…
Он увлек Павла к Сенату, цесаревича трясло.
— Павел! — глухо окликнул его незнакомец.
— Князь, неужели и теперь ты ничего не слышал?
— Уверяю, вокруг нас полная тишина.
(«Наконец мы пришли к большой площади между мостом через Неву и зданием Сената. Незнакомец направился к тому месту площади, где воздвигался монумент Петру Великому»). Здесь таинственный человек сказал цесаревичу, что они увидятся еще дважды — здесь, на площади, и еще кое-где.
— Павел, Павел… бедный Павел! — произнес он.
(«При этом шляпа его поднялась как бы сама собой, и моим глазам представился орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда». Когда я пришел в себя от страха и удивления, его уже не было передо мною»). По-прежнему светила луна. На каменные ступени набережной сонная Нева заплескивала стылую воду…
— Теперь я все знаю, — бормотал Павел. — Прадед пожалел меня. И меня убьют, как убили моего отца и как убьют всех, кто родится от меня и родится от детей и внуков моих…
Может, и не напрасно мать его, императрица Екатерина II, запрещала ставить «Гамлета» на русской сцене?
Таврида! Одно лишь название этой страны возбуждает наше воображение…
Екатерина — принцу де Линю
Крым положением своим разрывает наши границы… Положим теперь, что нет уже сей «бородавки» на носу, — вот вдруг положение границ прекрасное!
Потемкин — Екатерине
Белый ангорский кот, вывезенный в Петербург из Константинополя, хорошо прижился в русской столице, где позабыл вкус черноморской скумбрии, алчно пожирая — всегда с головы! — невскую корюшку, пахнущую свежими огурцами. Дочь обрусевшего француза Любима Имберга полюбила кота, называя его по-русски Пушок, а сам Яков Иванович, давно питая страсть к мадемуазель Имберг, именовал красавицу Екатериной Любимовной, тоже по-русски… Булгаков уже не раз спрашивал:
— Нет ли у вас охоты составить мне счастье?
Проведя всю зиму в Петербурге, он 5 января 1781 года подписал важные акты по разграничению земель Новой России с землями украинской Польши, стал ожидать назначения. По слухам, Россия готовила открытие еще трех посольств — во Флоренции, Цвейбрюккене и Мюнхене… Булгаков сказал своей «мамзели»:
— Вы, душа моя, конечно, предпочтете Флоренцию?
— О да! Меня давно влекут красоты Италии…
Булгакову в этом году исполнилось 38 лет; он ощущал легкость шага и сердца, чувства его были возвышенны; сейчас ему хотелось бы занять пост в княжествах Италии, наполненных сокровищами искусства, или, на худой конец, прочно осесть в Мюнхене, чтобы там, вдали от злодейств Востока, посвятить зрелые годы созданию семейного очага и упражнениям в литературе…
Ранней весной Екатерина приняла дипломата в Чесменском дворце, построенном Фельтеном на чухонском болоте «Кекерекексинен»; внутри причудливого замка располагалась галерея портретов царственных особ и властителей Европы; с барельефов, созданных Федотом Шубиным, глядели головы русских князей — зачинателей Руси, словно списанные с купцов на базаре: бороды лопатой, а носы картошкой. Окна были отворены, свежий ветер с горы Пулковской доносил ароматы полей. Екатерина приятельски подарила Булгакову табакерку со своим портретом в бриллиантах, внутри нее лежали золотые червонцы.
— Светлейший сказывал, ты ждешь от меня места потише, дабы с музами дружбы вести, и я согласна, что после Варшавы и Константинополя тебя подобно бы и уважить. Но дела у нас не таковы ныне, чтобы я жалела тебя. (Булгаков поклонился). Садись, не стой, — сказала она; далее повела речь о Минорке, оценивая ее значимость, как и Мальты, как и Гибралтара! Императрица сказала, что англичане, гарантируя остров России, требуют для себя союза Петербурга с Лондоном, обещая отдать Минорку с артиллерией и припасами для гарнизона. Но с правом якорной стоянки там своего королевского флота.
Екатерина замолчала, ожидая ответа. Булгаков сказал:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!