О чём молчат рубины - Фунтик Изюмов

знали, что король Владислав, распуская войско, больше сотни своих отборных рыцарей оставил для охраны именно Коронова! Это только рыцарей, всего войск было около двух тысяч! Отлично понимая стратегическое значение крепости! Да-да, щедрыми подарками, ещё более щедрыми посулами, король уговорил рыцарей со своими войсками сослужить ему ещё одну службу. А крестоносцы-то и не знали!

А тут ещё незадача. Поляки отправили в разведку двоих своих рыцарей: Томаша Шелигу из Вжесни и Миколая Дембицкого. Увлёкшись разведкой, оба попали в плен крестоносцам. И… оба проявили чудеса стойкости! Под пыткой, оба показали, что в Коронове почти нет охраны и он будет лёгкой добычей крестоносцев. И рыцари Ордена, в твёрдой уверенности, что им ничего не угрожает, беспечно пошли в атаку, не обеспечив надлежащих мер безопасности.

… битва длилась несколько часов с небывалым пылом и ожесточением. Дважды войска договаривались о перемирии, поскольку были настолько утомлены боем, что ни те, ни другие попросту не могли продолжать сражения!

Господа! Мои информаторы свидетельствуют, что между враждующими были истинно рыцарские отношения! Например, во время перемирия можно было любой стороне перенести раненых с поля боя, чтобы их не затоптали позже. Да, что там! Можно было свободно пройти в гущу чужих войск в поисках своего коня, в твёрдой уверенности, что тебе ничего не угрожает. Рыцари с обоих сторон делились друг с другом вином, для поднятия сил! Вели дружеские беседы, вспоминая дни былой славы и встречи на ристалищах. Но каждый раз, после перемирия, битва возобновлялась с прежней яростью!

Перелом случился, когда польскому рыцарю, Яну Нашану из Островиц, удалось сбить с коня одного из тевтонских военачальников и захватить хоругвь Ордена. Часть крестоносцев расценила падение хоругви как знак к отступлению, другая часть всё ещё шла в атаку… Началась сумятица, неразбериха…

Увы, тевтонцы проиграли. Более тысячи крестоносцев полегло в этом бою. Более пятисот человек поляки захватили в плен. Вы помните, кого Великий магистр назначил командиром отрядов Ордена?

— Да, — ответил посеревший лицом Марциан, дрожащим голосом, — Это был славный рыцарь Михаэль Кюхмайстер…

— Михаэль Кюхмайстер в этом бою попал в плен, — мрачно сообщил папа, — И теперь сидит в плену, в Хенцинском замке, ожидая своей участи. Великая война проиграна крестоносцами, господа! Сейчас идут предварительные переговоры о подписании мира. Король Владислав настаивает, чтобы подписание мира было в Торуне.

— Это же… там, где Владиславу нанесли бесчестье? Там, где его облили помоями?!

— Да. По всей видимости, Владислав решил смыть обиду именно таким, эффектным способом. Теперь, вспоминая Торунь, будут в первую очередь вспоминать торжество польского короля, а не что-то иное. И Генриху фон Плауэну придётся очень постараться, чтобы условия мира были по возможности мягкими для Ордена! Мне очень печально рассказывать вам эти подробности, господа, но вы должны знать правду! Как бы горька она не была.

— Мы шли… — Марциан судорожно сглотнул, — Мы шли посольством, сопровождаемые нашими недругами… даже врагами… которые устраивали против нас диверсии, мы шли, потеряв нашего товарища, брата Лудвига, мы шли по заледеневшим перевалам, превозмогая опасности и трудности… и единственное, что давало нам силы в пути — это радостное известие, которое мы несли с собой. Теперь же… даже не знаю, что сказать! На меня словно кузнечную наковальню скинули!

— Вы рыцарь! — папа неожиданно порывисто встал и шагнув к Марциану, положил руку ему на плечо, — Не унывать! Помните: уныние — смертный грех! Ваш верный меч ещё послужит христианскому делу! Это я сейчас для всех говорю. Не унывать! Можно проиграть битву. Можно проиграть сражение. Можно проиграть даже войну! Но, если умело повернуть дело, если предпринять подобающие меры… то новая война не за горами! И ещё посмотрим, на чьей стороне будет Бог в новой войне!

Да, сейчас Владислав празднует победу. Ещё находясь под Мариенбургом, он прислал мне письмо… не буду рассказывать его содержание. Это не в моих правилах и вообще против тайны переписки. Скажу только, что он просил моего благословения поставить часовню между Грюнвальдом и Танненбергом, в честь того самого знаменитого сражения. И я дал своё благословение… Отчего же не дать, если это будет христианская часовня? Где каждый сможет вознести хвалу Господу и помянуть павших? Но я к чему? А к тому, что Владислав возгордился. А гордыня… понимаете, господа?

Нет, не всё ещё потеряно! Отриньте уныние прочь! Вот что… Вы, господа крестоносцы пока посидите вот там, на скамейке у стенки, придите в себя и ободритесь. Уповайте на промысел Божий. А я побеседую с девушкой. Госпожа Катерина, кажется?

— Лучше «сестра», — еле слышно пробормотала Катерина, — Я больше привыкла, когда ко мне обращаются: «сестра».

— Я слушаю вас, сестра Катерина…

* * *

Ну, что сказать? Я убедился, что папа — опасный соперник. Умный, хладнокровный, расчётливый. Умеет быть жёстким и мягким, сердечным и холодным… любым! А как он, буквально несколькими словами, поднял боевой дух в крестоносцах? Это, знаете ли, уметь надо! Сперва показал свою высочайшую информированность, ввергнув всё посольство в уныние, но тут же приободрил их и дал надежду. Н-да! Страшный человек!

* * *

Папа мельком пробежался по письму матери-настоятельницы. Да, всё как и ожидалось. Понятно, просьба о вспомоществовании… как будто у него здесь золотые горы сами собой растут! Совершенно неожиданная и дикая просьба о реликвии… Что за глупость?! Бенедиктинских монастырей по всей Европе, может, под сотню наберётся. Где же их всех реликвиями обеспечить? Или они думают, что святой Бенедикт каждый день новую рясу надевал? Тогда он не стал бы святым! Хм… Ну и, в промежутках между просьбами и жалобами, несколько слов про посланницу. И здесь, чуть не через слово: «невинная», «неискушённая», «наивная», «юная», «чистое создание»… Папа слишком хорошо умел читать между строк, чтобы не обратить внимание на подобные эпитеты. Он был прав. Настоятельница бросила свою подопечную в огонь искушений. Ну, что ж! Надо дать такой же ответ. Ну, что-то вроде «мило порозовела от смущения», «я видел, как трепетали её ресницы», и всё такое, внешне совершенно безобидное. Но настоятельница поймёт. Как её? Мать Терезия? Надо запомнить… Умных людей всегда надо помнить! И поощрять. А что, может, в самом деле дать ей… нет, не деньги же! а… реликвию?..

— Вот ведь, какая незадача… — папа грустно улыбнулся и отечески посмотрел на монашку, — Среди реликвий, которые бережно хранит Святой престол, осталась единственная вещь, принадлежавшая когда-то святому Бенедикту. Это верёвка, которой он подвязывал одежды свои… И я уже обещал эту верёвку другому монастырю… Что же нам делать, дитя моё?

Это очень любопытно: задать каверзный вопрос и